Около 3500 лет назад пала Хаттуса – богатый и укреплённый по тем векам город в Малой Азии. Однако индоевропейские кочевники не уничтожили её, и даже напротив – сами назвались хеттами, доведя заодно местную производственную базу до первой в мире чёрной металлургии. Позже хетты овладели письменностью, а в ней запечатлели бесписьменный хаттский язык, оказавшийся в дальнем, но явном родстве с абхазо-адыгейским языками.
Другие индоевропейцы эллины отвоёвывали эгейские берега у пеласгов. Сведения о пеласгах столь противоречивы, но пеласгов греки нашли ещё на востоке Понта.
Эллины знали несколько народов побережья. С юга колхи и картвельские племена основавшие Колхидское царство, куда Ясон ходил за Золотым руном. В последнем усматривают кавказский способ добычи золота на притопленную в пороге золотоносной речки шкуру.
Та Колхида уже воевала с могучей Урарту, пала под ударами кочевников 2800 лет назад и совсем уж достоверно возродилась через несколько веков под опекой Ахеменидской Персии. Но всё же ядро Колхиды было южнее и дальше от моря, в теперешней Имеретии, а побережье до Туапсе оставалось глухой окраиной.
С другой стороны Кавказа до самого Дона жили меоты воинственные оседлые племена, строившие крупные сёла из круглых глиняных хижин. Объединял их уклад земледельцев и подсобных скотоводов, не гнушавшихся разбоем: греки упоминали меотских царей (коих могло быть более одного) и скептухов – атаманов в набегах.
Всего – полтора десятки племён: агры, аррехи, аспургиане, ахаи, дандарии, досхи, зихи, керкеты, кораксы, макропогоны, псессы, обидиакены, ситтакены, тарпеты, тореты, фатеи, – сами их названия явно из разных языков: иранских (родственные скифам), хурритских (родственные киммерийцам и, отдалённо, Урарту) и адыгских. История сохранила лишь одно меотское имя – Тиргатао, воинственной супруги (а позже – непримиримог врага) царя синдов, как называлось видимо самое прогрессивное меотское племя, научившееся строить города и об античной философии поддерживать беседы.
Ну а собственно горцев греки называли гениохи и пугали ими детей, изображая чуть ли не как людоедов. Ведь с гор никто не возвращался: гениохи были известны как пираты и работорговцы.
Их суда, – камары или кафы, – имели узкие борта, которые во время шторма задраивались досками, и очень короткие вёсла, державшиеся почти вертикально. Пираты высаживались в неприметном месте, на плечах заносили камару в лес, а потом нападали внезапно. Странный гибрид триремы и драккара, камара старше тех и других: похожие корабли бронзового века находили аж на Сардинии. Реплика камары с моторчиком бороздит теперь озеро Рица:
Греки охотно скупали у гениохов древесину и золото, мёд и воск, шкуры и рабов, а вот селиться рядом с ними – побаивались. Если на одном лишь Таманском полуострове колонисты основали пяток полисов, то на Кавказском побережье единственный город Горгиппия (Анапа) вырос как столица Синдики и уже постфактум стал греко-римским.
А всяческие Бата (Новороссийск), Торик (Геленджик) или Триглиф (Гагра), редко мелькающие в хрониках и не оставившие городищ, представляли собой скорее фактории, которые держали не выходцы из Эллады, а лучше знакомые с местными реалиями купцы из Боспорского царства. Их товары земля хранит там, где не ступала нога эллина.
Греков сменили римляне, от которых уцелел даже фундамент дозорной башни в устье речки Вулан, близ Архипо-Осиповки. В их гарнизонах проповедовал христианин Симон Кананит, один из 12 апостолов, которого в 57 году легионеры заживо распиленный тупой пилой. Симон – духовный покровитель Черноморского Кавказа, с которым тут связано немало святынь, как вот эта келья в Новом Афоне:
К тому времени и геонихов потеснили (не ясно, на местности или только в названиях) зихи и керкеты, в которых легко узнаются адыги и черкесы. Надёжно хранимые горными дебрями от внешнего мира, они представляли собой десятки племён, порой отчаянно враждебных друг другу, но живших по одним законам. Адыгское слово Хабза значит и мировоззрение, и кодекс чести, и право, и этикет. Особенно верны ей были уорки – многоуровневая военная знать, составлявшая до 1/4 народа. Высшие уорки назывались тлекотлеши, и лишь в некоторых племенах над ними стоял пши – князь с дружиной и стражей. Уоркская удаль требовала постоянных набегов, их богатство могла обеспечить лишь работорговля.
В отличие от сванов или вайнахов адыги даже башен не строили: доктрина их была всегда сугубо наступательной, хабль (хутор одного рода) или куаже (селение нескольких родов) редко стоял дольше несколько лет на одном месте. Зодчество адыгов сводилось к турлучным хатам и дозорным вышкам, которые не жалко сжечь и легко воссоздать вокруг надочажной цепи, для каждой семьи служившей домой святыней.
Трудовой люд представляли свободные крестьяне фокотли и рабы унауты. Основой хозяйства адыгов было кочевое земледелие меж переложных полей, полудиких тысячелетних садов и виноградников, плоды которых шли в том числе на хачэч – традиционное вино.
Растили в первую очередь просо, сюда проникшее ещё при хаттах и дольменниках, реже – полбу, ячмень и овёс да прижившуюся в Новое время кукурузу. Конь оставался другом уорка, а хозяйство фокотля тянули буйволы, запрягавшиеся целым стадом в тяжёлый, словно трактор, колёсный плуг. На мясо пахари держали кур, а в горах богаче были скотоводы, разводившие коз и овец.
Вне сословий были черкесогаи – армяне беженцы, тут взявшие на себя роль купцов. Они сохраняли религию и идентичность, а вот в быту и языке полностью унифицировались с горцами.
Эталонная черкешенка – невысокая, с тонкой талией и маленькой грудью, а красоту её лица определяли брови. Лиц горянки не прятали, до брака жили вольно и могли говорить с мужчинами, и даже в состоя браке – сами встречали гостей.
Всё вместе слагало суровый, очень мужской мир с почти первобытными обычаями вроде сорората (мужчина брал жену с её родными сёстрами), левирата (вдова имела право на второй брак, но только с братом мужа) или избегания (люди в определённом родстве, например жена и свёкр не должны пересекаться в доме).
На фоне прочего Кавказа адыги были меньше одержимы кровной местью, чаще вынося обиды на народный суд. Зато научили Кавказ аталычеству: горские воины не воспитывали родных сыновей. Вскормленный матерью, мальчик отдавался в семью вассала или друга, где оставалась до совершеннолетия, пока отец был аталыком для сыновей сюзерена. Смысл странного обычая прост – уничтожить чувственную связь, без любви и нежности взрастить мальчика воином без жалости и страха. Сын знал отца как далёкий идеал, а если поступал как не адыг – отцовская рука не дрогнет.
Соседями черкесов были народы, полностью интегрированные в их быт и Хабзу. Сплотили абазин в 11 веке 6 фамилий аху (князей) во главе с Лоовыми, не принявших унию Абхазского царства с грузинской державой Багратионов.
Ашвыуа, помогавшие черкесам строить Кабарду и легко нашедшие общий язык с Россией, и ныне живут в Карачаево-Черкесии. Ашхаруа, давно отвергшие князей – напротив, оказались самыми непримиримыми из горцев.
В районе Хосты, Адлера и Гагры, известных тогда как Малая Абхазия, обитали садзы, или джикеты (у грузин) – уже собственно абхазское племя по языку, не подчинявшееся, однако, абхазским князьям Чачба, хотя и помогавшее им в войнах с Мегрелией.
Самым же загадочным народом выглядят убыхи, компактно жившие на на месте будущего Сочи. Себя они считали также адыгами, а вот адыги – те побаивались их: даже на фоне иных горцев эти выделялись жестокостью и отвагой. Большинство убыхов к 19 веку переняли адыгский, точнее – абадзехский язык, но старожилы ещё именовали себя туахъы или пех. Разночтение не мудрено: звука между “т” и “п” нет ни в русском, ни в абадзехском, а вот в убыхском – есть. Будь у убыхов письменность, их алфавит включал бы 84 буквы с всего двумя гласными вроде “а” и “э”, по сути просто паузами в дроби согласных. Он представлял третью ветвь абхазо-адыгейской семьи, не понятный ни абхазам, ни адыгам.
Путь, пройденный народам Хабзы в последние тысячи лет, раскрывает религия. Её символ – Т-образный крест, где горизонталь – всемогущий, вездесущий, непознаваемый и не имеющий облика бог-демиург Тхьа, а вертикаль – мир, который он создал, но не вмешивается в его жизнь. Его творения – и боги, имеющие облик: например, Уашхо не давал небу упасть, Кадис держал в берегах море, особо чтимый Тлепш был кузнецом, а Тхагаледж – пекарем. Впрочем, все эти классификации – фолк-история: тот же Уашхо известен по восклицаниям вроде “О, небо!”. Иные боги – явно из греческих мифов, тенгрианства, зороастризма, но логика синкретизма проста: если бог имел облик – адыги включали его в свой пантеон, а если нет – считали, что это другое имя Тхьа.
Ещё мир населяла нечисть, как испы, иныжи (циклопы), абнауаю (местный йети, иногда с лезвием на груди), с которой бились нарты – панкавказские богатыри неимоверно красивых былин. Время адыги сравнивали с колесом, а дошли и до теории Большого Взрыва – Вселенная вышла из яйца, разбитого о небо. Но самой красивой идеей Хабзы мне видится загробный мир без рая и ада, где человечью пса (бессмертную душу) судили не боги, а предки.
Хабза запрещала служение богам в рукотворных стенах, а потому Черкесия была землёй священных деревьев и камней. Их отмечал крест Тхьа, сведённый вноль подлесок и паникассана – копившиеся веками подношения, включая сбрую, кольчуги, мечи. В былые века – ещё и гробы на ветках… И хотя сведение священных рощ было в 19 веке частью “когнитивной войны”, старые-престарые “черкесские дубы” – не редкость и поныне…
Нерегулярно, раз в несколько лет, под ними совершаются простейшие обряды – старейшина читает молитву, режет барана и раздаёт его мясо малоимущим.
Народы внешнего мира из века в век пытались обратить адыгов в свою веру. Первыми рискнули византийцы, при которых фактории и форты разрослись в полноценные города с православными храмами и станами миссионеров.
Их стараниями в горах появились шогены (священники) и карданы (дьяки), в пантеоне Хабзы – боги Ауш Герге (Иисус Греческий) и Псатхье (Святой Дух), а в истории – урымы, “черкесские греки”, потомки скорее православных общин, чем переселенцев и пленников. С 6 века известна Зихийская епархия, чей епископ Дамиан в 536 году ездил на собор в Константинополь. Первым её центром был таинственный Зихополь, известный ещё от Страбона, но не локализованный до сих пор… а впрочем, с таким названием это мог быть просто самый актуальный для греков зихский куаже, разный от века к веку. Одна из гипотез отождествляет его с Анапой, близ которой ещё в 19 веке стоял каменный крест с греческой надписью
“Упокоился раб божий Охормаз Генеджуатаю. Жена Канатола в 1111 году”.
Не менее таинственным выглядит Никопсис – средневековый епископский город, центр культа Симона Кананита на периферии владений мегрельских князей. Логично соотнести его с Анакопией (Новым Афоном), где и ныне находятся келья и храм Кананита… да только в Абхазии была своя епархия.
Теперь с Никопсией ассоциируется посёлок Новомихайловский близ Туапсе, в устье речки Нечепсухо, почти напротив знаменитого летнего лагеря “Орлёнок”. В буйной растительности под дачами генералов и купцов там лежат фундаменты из белого камня, в том числе – крупной базилики. Всего на ЧПК известен десяток византийских церквей, но самая сохранная из них в Лоо выглядит так; остальные – не выше культурного слоя:
Наконец, временами (то объединяясь с ней, то выделяясь) центром Зихийской епархии служила Тмутаракань, в 965-109 годах бывшая центром самого дальнего и экзотического русского княжества. Условно-русского: населяли её в основном касоги, как называли на Руси адыгов, да и в более северных городах они были не менее заметны, чем нынешние кавказцы. Особенно в Чернигове, где ходило даже явно адыгское слово (обозначало хозяина) – унеин.
В 1022 году Мстислав Храбрый, воюя с племенем сагинов, убил в поединке вождя-силача Редедю и крестил его сыновей. Старший Роман позже умер бездетным, а вот от Юрия Редигина разошлись десятки дворянских родов, которым принадлежал, например, Фёдор Ушаков. В 1064-67 годах сплотить касогов пытался ростовский князь Ростислав Владимирович, свергнутый и бежавший в Тмутаракань… но его отравили греки. Они же на рубеже 11-12 веков возвели на зихийскую кафедру монаха Николая из Kиево-Пeчeрской Лавры.
Но в общем роман с Русской церковью не задался: Зихийская епархия всегда была верна Константинополю, служила его надёжным тылом от ересей начиная с иконоборчества, а в поздней Византии, подозреваю, номинальные епископы и не покидали столицы. Последний раз епархия упоминается в 1396 году.
К тому времени греков на Чёрном море снова потеснили итальянцы, теперь – генуэзцы, в период слабости Византии через неравные договоры застолбившие за собой приоритет в проходе через Босфор. География, впрочем, не изменилась: столицей Восточного Причерноморья оставалась Матрега (Тамань), а фактории вроде Мапы (Анапы), Батарио (Новороссийска), Мавролако (Геленджика) стояли на тех же местах, что и при эллинах.
Как и, например, византийская крепость Годлик в Волконке, отстроенная генуэзцами в 14-15 веках. С адыгами они нашли общий язык и в быту (например, мамалыга тут и теперь называется “паста”), и в религии, в 1336 году учредив Матрегускую епархию: адыги-католики ферренкардаши стали опорой Генуи, а последний раз упоминаются в Крыму под в 1696 годом. Но главное – генуэзцы смогли нарушить герметичность адыгского мира: достаточно сказать, что именно с их подаче вся Европа знает адыгов как черкесов.
Генуэзцы и покупали рабов, из которых была, как недавно раскопали историки (причём – не кавказские!), горская княжна и итальянская служанка Катарина – мать Леонардо да Винчи. Боеспособных мужчин же продавали арабам в мамлюки, как у тех назывались солдаты-рабы.
Впрочем, их рабство сводилось к пожизненной службе, а богатства и власти имели они поболее многих свободных. Особенно ценил мамлюков исмаилитский Фатимидский халифат со столицей в Каире, где в 1250-х годах, на радостях от разгрома монголов, они сами взяли власть. Сперва – половцы Бахриты во главе с Бейбарсом, а затем – уже их мамлюки черкесы Бурджиты, правившие Египтом в 1382-1517 годах, до прихода Османов. Ну а на старости лет они возвращались домой, сообщая родне новое имя Тхья – Аллах.
На горских кладбищах стали появляться сыныжи – антропоморфные стелы с арабской вязью. А в 19 веке в куаже попадались деревянные мечети вида “дом с минаретом”:
Мамлюком был и султан Инал аль-Ашраф из рода Карамоко, свергнутый в 1461 году в Каире и доставленный в Матрегу генуэзцами. По крайней мере примерно тогда же князь Инал Светлый единственный раз сплотил адыгские племена и создал госструктуры вроде совета 40 судей. В памяти он остался героем, благодетелем, последней надеждой разобщённого народа, а вот современники воплощать его идеи ушли в Кабарду: распри возобновились со смертью Инала, да и Малая Азия вновь потеснила Италию – в 1479 году сюда пришла власть Османской империи.
В Анапе ещё стоят ворота турецкой крепости, державшей под прицелом степи Предкавказья, порой накапливая немалые силы вторжения. Пушки, впрочем, русские: война двух империй и стала началом конца для последнего оплота хаттов и пеласгов.
Черкесские племена постоянно двигались, и вот такой вид их карта приняла в 18 веке. На притоках Кубани лежали мелкие княжества “аристократических” (то есть – возглавляемых пши) племён, а на главенство среди них претендовали темиргои. Бесленеи тяготели к Кабарде, а жанеевцы и просто почти все туда переселились. “Демократические” племена же, по сути просто совокупности общин под началом тлекотлешей и старейшин, являли собой немалые по тем временам (до 300 тыс. человек) народы: абадзехи и абазины в горах, натухаи, шапсуги, убыхи и садзы у моря.
Демократию они добыли в революциях, скорее бывших шагом назад – первобытная и буржуазная демократия не одно и то же! Шапсугскую революцию застали русские: князь Шеретлуко ограбил неких купцов, гостей крупной и сильной общины… и вскоре бежал от народного гнева к бдежугам, где получил от их князя удел. В 1796 году бжедуги разбили шапсуг в Бзиюкской битве, но – лишь покрыли себя позором: ведь помогли им казаки! Изгои гор, бжедуги стали союзниками России, да и другие князья Севера сохраняли нейтралитет: в источниках начала 19 века упоминались не столько черкесские, сколько именно абадзехские набеги.
Ну а приморцы жили себе на краю Османской империи, где власть Порты оставалась номинальной… пока в 1829 году граница не была буквально выброшена далеко за Кавказ. В 1831 году, с набегом садзов и убыхов под началом Березка Дагомуко на Гагру, сюда пришла столетняя (ибо по факту началась в Кабарде в 1760-х) Кавказская война.
Россия подбиралась к Черноморскому побережью с разных. Ещё в 1780-х годах за Кубанью была проложено Азово-Моздокская крепостная линия, вдоль которой селились казаки Кавказского линейного войска (выходцы с Дона и Волги), а в 1790-х – Черноморская кордонная линия с казаками Черноморского войска (запорожцы, оставшиеся верными России).
Последние не только держали границу – пластуны, казачий спецназ постоянно занимались разведкой и вылазками, часто годами живя в Закубанье и промышляя охотой. И с тылом в виде России казаки, конечно, побеждали абадзехов, но – быстро переняли у своих врагов бурки и папахи, башлыки и бешметы, шашки и газыри. С юга Россия присоединяла одно за другим грузинские царства и княжества, и наконец в 1808-10 в междоусобице двух братьев Чачба взяла Абхазию. Но зажатый с двух сторон, Западный Кавказ остался открыт морю, где вольно сновали чужие суда. И вот Черкесию наводнили турецкие проповедники, а у священных дубов молились Аллаху о здоровье султана.
Военная служба в царской России могла быть официальным наказанием между ссылкой и каторгой, и в те годы на дальние рубежи частенько отправляли польских повстанцев. Вскоре в горах соседями черкесогаев стали польские дезертиры, наладившие контакт с жившем в Париже лидером эмиграции Адамом Чарторыйским. Ну а дальше инициативу, как водится, перехватили британцы (стали гадить здесь)в лице дипломата и разведчика Дэвида Уркварта.
Прежде он боролся за независимую и лояльную Британии Грецию, а затем возглавлял торгпредство в Стамбуле и к султану в покои если не открывал дверь пинком, то лишь в силу английской чопорности. В Европе цвёл романтизм с его образами трагических бунтарей, Байрон посвящал стихи Мазепе, да и Благородный Дикарь ещё не был забыт… и Уркварт понимал всё это. Адыгский флаг (с тех пор лишь чуть-чуть изменившийся) он то ли разработал сам, то ли получил от раненого на стамбульского митинге черкесского посланника Сефер-бея Жануко. И вот черкешенка из султанского гарема соткала полотнище, а купец и тайный разведчик Джеймс Белл доставил его в устье Сочи. Чем и открыл эру международных политтехнологий…
В общем-то, и без всяких соцсетей оказалось не так сложно убедить горцев, что им надо бороться за свободу…
Оставалось сдобрить всё это фейками Белла для адыгов (например, что египетская армия уже стоит в Грузии) и европейцев (например, что абазины молниеносным набегом вырезали Ставрополь), героизацией горцев в европейских газетах (“Лев Черкесии” шапсуг Тугужоко Кызбэч, в 1834 действительно разбивший в 20 раз превосходящий русский отряд, даже к Лермонтову в прозу просочился) и, конечно же, поставками оружия, медикаментов и данных разведки.
Кульминацией в 1836 году стал арест русским бригом “Аякс” английской шхуны “Виксен”, почти демонстративно разгружавшей боеприпасы на косе у Новороссийска. И вот уже тори призывали на голову царя громы и молнии, а вопрос признания независимой Черкесии и заключение Англией союза казался почти решённым… Но в континентальной Европе ещё помнили судьбу Наполеона, и не найдя союзников, Лондон в 1837 отозвал Уркварта из Стамбула.
Россия же, воспользовавшись заминкой, в 1837-39 годах стремительно достроила Черноморскую Береговую укреплённую линию, из которой выросли большинство городов побережья. Впрочем – существенно позже: уже в 1840 году наспех построенные дерево-земляные крепости встретили сильнейший и явно скоординированный набег горцев.
Погибали здесь и известные личности, например – сосланные в воинскую службу декабристы: поэт Бестужев-Марлинский сгинул в 1837 году в десанте основателей укрепления Св. Духа (Адлера), а Александр Одоевский в 1839 умер в Лазаревском укреплении от малярии. Самый стойким оказался Навагинское укрепление (ныне Сочи) с каменными стенами (кадр ниже), а не менее важную роль сыграл на другом конце гор Армавир, куда генерал Григорий фон Засс сманил черкесогаев, тем самым убив экономику горцев.
Укрепления отстроились, и хотя каждое из них отбивало ежегодно десятки набегов, всё чаще горцы приходили с миром и товарами на обмен – Россия сама не заметила, как возродила античную систему факторий… Пока в 1854 году не разгорелся Крымская война, и связанные с остальной страной лишь по морю укрепления пришлось эвакуировать.
Черкесия получила новый шанс на независимость… да только и Англия, победив в Крыму, к “можем повторить!” не имела желания…
Вместо несметной армии в 1857 году на Кавказе высадились две сотни добровольцев, во главе которых стояли уже знакомый нам Сефер-бей Жануко, а также – Теффик-бей и Мехмед-бей. Так назвались, накапливая силы в Турции, поляк Теофил Лапинский и венгр Яков Бандя, жаждавшие отомстить России за подавление своих национальных революций. Куда лучше горцев умея обращаться с артиллерией, начали добровольцы в общем неплохо, но в итоге перессорились, а с известием о капитуляции Шамиля в 1859-м – ушли.
Шамиль же, в свою очередь, опорой на Западном Кавказе сделал Абадзехию, куда в 1848 прибыл его наиб Мухаммед-Амин. И занялся госстроительством, организовав сеть мягкеме – аульных округов под началом муфтия и трёх кадиев (судей) с личной гвардией муртазеков. Выделялись они без учёта традиционной родовой структуры, просто по числу кинжалов, а обязательными атрибутами мягкеме служили мечеть, мектеб (начальная школа), суд с тюремной ямой и укрепления, строившиеся по единому стандарту – бастионы из рва и двух рядов плетней, дозорная вышка и непременно две пушки.
Более того, хитрый наиб внедрил у черкесов то, чего тогда и в России-то не было – пусть примитивное и насквозь религиозное, однако – всеобщее начальное образование! Конечно, с единственной целью – вырастить следующее поколение адыгов верными воинами газавата. Но своими успехами наиб внёс и разлад: примкнув к его государству ненадолго в 1850-51 годах, убыхи воспроизвели реформы Амина, однако не признали его власть, а бжедуги да темиргоевцы и вовсе восприняли его как нового завоевателя, готового бросить старую знать на растерзание абадзехским тфокотлям, и потянулись к России.
В 1860 году шапсуги, натухаи, убыхи, садзы и абазины созвали в Мамайке близ нынешнего Сочи совет Хасе, в Европе известный как Великое и свободное заседание Черкесов. Год спустя с его делегацией близ Майкопа встретился сам Александр II и предложил адыгам выбор – либо спускаться к Кубани и мирно жить в прицеле русских пушек, либо покинуть страну.
Но зёрна романтизма, посеянные Урквартом и Беллом, взошли: в ответ аксакал Тлише Шуцежуко Цейко произнёс красивую речь, завершив её словами “Может Кавказ будет русским, но черкесы не будут рабами русского царя, пока в их жилах течет кровь”. И до последнего не могли они поверить, что отказ от набегов не сделает их рабами, а британская армада не придёт. Россия, наоборот, боялась новых евро-черкесских союзов, и армия под началом Николая Евдокимова шла к победе.
К началу 19 века адыгов было от 500 тыс. до 1,5 миллионов, около 40% от всех горцев Кавказа: сложись история иначе, они спорили бы с татарами за 2-й по численности народ России. Но сотни тысяч адыгов погибли за век войны (начавшейся в Кабарде 1760-х), а среди выживших от 3/4 до 9/10 подались в мухаджиры, как турки называют беженцев от гонений на ислам. Привычные отходить, если враг сильнее, тлекотлеши верили, что Турция их ждёт, а тёмные крестьяне пуще ада боялись ига неверных.
Они умирали от болезней и голода в годами стоявших у моря лагерях, на перегруженных судах частных и алчных турецких перевозчиков, в незнакомой земле Анатолии. Разбредясь по Ближнему Востоку, в Турции адыги и полтора века спустя народ №3 после курдов, в Иордании – ядро армии (на фото), и даже стольный Амман вырос из черкесской деревушки.
Ныне в мире 5-7 миллионов адыгов, и лишь 750 тысяч в России: 520 тысяч кабардинцев, 60 тысяч черкесов (это название в КЧР закрепилось за бесленеями) и 90 тысяч адыгейцев (в основе – бжедуги, в которых влилась остатки абадзехов, темиргоев и мелких племён). Жанеевцы, натухаевцы, шапсуги, убыхи и абазины-ашхаруа ушли с побережья все до последнего унаута, оставив лишь причудливые топонимы – Псыфабе, Псезуапсе, Шесхарис, Мзымта, Медовеевка…
Многие поняли ошибку и ждали репатриации, вот только Россия их уже не ждала: в последний раз вопрос о возвращении адыгов поднимался в 1920-х годах между Лениным и Ататюрком. То был и последний шанс сохранить идентичность: на чужбине народы и племена смешались, а в 1992 году в деревеньке Хаджи-Осман напротив Стамбула умер её бывший староста Тевфек Эсенч – последний человек, умевший говорить по-убхыски… Лишь несколько тысяч шапсугов вернулись в 1860-х годах на родные берега:
Те события признали геноцидом в Кабардино-Балкарии (1992), Адыгее (1996), Абхазии (1997) и Грузии (2011). Вот только… На Кавказе у адыгов 2,5 национальных автономии и признанное Россией государство Абхазия, а за границей – лишь диаспоры.
Уже в 19 веке черкесы спокойно встроились в российское общество, и даже ныне богатейший из адыгов – не какой-нибудь турецкий бизнесмен или иорданский аристократ, а шапсуг Хазрет Совмен, владелец золотодобывающей компании “Полюс”, которую вырастил из артели на Северной Земле. Чеченцы, осетины, дагестанцы – тоже вполне хозяева своих земель, и даже в 19 веке постоянные мятежи и разгул абречества не обернулись для них рабством или геноцидом: не русские генералы сгубили Черкессию, а британские политтехнологи.