Фрагменты книги американского антрополога Джеймса Скотта “Против зерна”: глубинная история древнейших государств. М.: Издательский дом “Дело”, 2020. Перевод с английского Ирины Троцук.
“Варвары” – это однозначно не культура и тем более не ее отсутствие. Не являются они и “этапом” исторического или эволюционного развития, вершина которого – жизнь в государстве в качестве налогоплательщика согласно историческому дискурсу Рима и Китая об инкорпорации. Для римского императора эта жизнь означала изменение статуса с племенного (дружелюбного или враждебного) на “провинциальный” и в конечном итоге на римский, а для ханьской империи – с “сырого” (враждебного) на “приготовленный” (дружелюбный) и в конечном итоге на ханьский.
Со структурно-диагностической точки зрения слово “варварский” проще понять, противопоставив его государству или империи. Варвары – это люди, живущие по соседству с государством, а не в нем. Варвары не платили налоги.
Единственная причина, по которой кочевые скотоводы степей, горные и морские народы часто упоминаются в государственном дискурсе о варварах, состоит в том, что они не только были вне зоны досягаемости государства, но и обычно представляли для него военную угрозу.
Реальным пределом государственного влияния была граница, возведенная между “цивилизацией” и “варварами”. Первой великой стеной подобного типа стала 250 километровая “стена земли”, воздвигнутая примерно в 2000 году до ношей эры между Тигром и Евфратом по указу шумерского царя Шульги. Для ранней Римской империи варвары “начинались” на восточном берегу Рейна, и эту границу римские легионы не отваживались переходить после разгромного поражения в битве при Тевтобургском лесу в 9 году. Балканы, “край гор и долин, пересеченный бесчисленными ручьями, с несколькими большими равнинами”, также были отделены границей укреплений (римскими пограничными валами).
До сих пор утверждается, что примитивные народы могут войти в сферу цивилизации, но совершенно немыслимо, чтобы “цивилизованный” человек когда-либо вернулся в прежнее примитивное состояние.
Сегодня, благодаря историческим данным, мы знаем, что эта точка зрения в корне неверна. Она ошибочна по крайней мере по трем причинам. Во-первых, она игнорирует тысячелетия плавных и резких переходов туда-обратно между оседлым и неоседлым образом жизни. Во-вторых, сам факт создания государства и его последующее расширение, как правило, были связаны с перемещениями населения. Часть прежнего поселения поглощалась государством, но другая часть, возможно даже большинство, жителей уходили из зоны его контроля. Фактически многие варвары-соседи государств были беженцами, спасавшимися от последствий его строительства. В-третьих после создания государства появлялось не меньше причин для бегства от него, чем для превращения в подданных.
Причины бегства из государств были крайне вариативны (эпидемии, неурожаи зерновых, наводнения, засоление почв, налоги, война и призыв на военную службу) и порождали как постоянный небольшой отток, так и иногда массовый исход. Некоторые беглецы отправлялись в соседние государства, но очень многие, в первую очередь военнопленные и рабы, уходили на периферию, чтобы вести иной образ жизни, т. е. намеренно становились варварами.
Вторичная примитивизация, или “переход в стан варваров”, намного более распространена, чем допускает любоя теоия государственности.
Вообще, кочевники в целом лучше питались и вели более простую и долгую жизнь, чем жители крупных аграрных государств. Наблюдался постоянный отток людей, которые бежали из Китая в царство восточных степей и без колебаний провозглашали превосходство кочевого образа жизни. Аналогичным образом многие греки и римляне примкнули к гуннам и другим народам Центральной Евразии.
Добровольные переходы к кочевому образу жизни не были редкими или исключительными. Как упоминалось выше, Оуэн Латтимор, говоря о монгольском приграничье Китая, настаивал, что целью Великой Китайской стены (множества стен) было удержание китайских налогоплательщиков в ее границах. Латтимор, как исследователь приграничья в целом, цитирует специалиста по истории поздней западной Римской империи, который обнаружил здесь схожий паттерн: “безжалостные налоговые поборы и беспомощность граждан перед богатыми нарушителями законов” вынуждали римлян искать защиты у Аттилы, вождя гуннов.
Именно потому, что практика ухода к варварам как бы бросает в лицо цивилизации аргумент “так было на самом деле”, вы не обнаружите ее упоминаний в дворцовых хрониках и официальной историографии – они подрывают основы стандартного цивилизационного нарратива. В VI веке по привлекательности готы ничем не уступали своим историческим предшественникам гуннам. Тотила (король остготов, 541-552) не только принимал рабов и колонов в армию готов, но и обращал их против хозяев-сенаторов, обещая свободу и собственность на землю.
По мере того как государства множились и разрастались, они захватывали все большее число тех, кто голосовал против них. Огромная пограничная зона, как и возможность эмиграции в Новый Свет для бедных европейцев в XIX – начале ХХ веков, предлагала более безопасный способ избегания тягот государственной жизни, чем восстание.
Единственным способом избежать потерь населения, власти и богатства в Центральной Евразии стало строительство стен, ограничение торговли в приграничных городах и такая частота нападений на степные народы, которая была необходима, чтобы уничтожить их или держать подальше.
Племена – это административная выдумка государств: племена начинаются там, где заканчиваются государства. Антонимом слова “племя” является “крестьянин”, т. е. подданный государства. То, что племенной уклад – это, прежде всего, характеристика взаимоотношений с государством, прекрасно отражает римская практика возврата к прежним племенным названиям тех римских провинций, что откололись или восстали против Рима. Тот факт, что варвары, которые угрожали государствам и империям и потому попали в книги по истории, имеют собственные названия – амореи, скифы, хунну (сюнну), монголы, алеманны, гунны, готы, джунгары, – создает впечатление их сплоченности и общей культурной идентичности, что обычно не соответствовало действительности. Каждая из этих групп представляла собой непрочную конфедерацию отдельных народов, объединившихся на короткое время ради военных целей, но считалась государственными историвами единым “народом”.
Для Рима и династии Тан племена были территориальными единицами управления, имевшими мало отношения или вообще никакого к характеристикам народов, которые назывались племенами. Огромное множество названий племен на самом деле являются географическими наименованиями – конкретной долины, горной гряды, участка реки или леса. Иногда название племени обозначало особенность группы, например римское название “кимвры” – это “грабители” или “разбойники”. Цель римских и китайских правителей была схожей – найти, а если это не удавалось, то назначить лидера или вождя, который будет нести ответственность за хорошее поведение своего народа. В рамках китайской системы туси – “использование варваров для управления варварами” – назначался вождь, выплачивающий дань, ему предоставлялись титулы и привилегии, в обмен на которые он отвечал за “свой народ” перед ханьскими чиновниками. Безусловно, со временем эта административная фикция могла обрести автономное существование. “Народ”, буквально вызванный к жизни из социальной ткани административным заклинанием, мог принять свою фиктивную сущность как самосознание и даже дерзящую государству идентичность. Было бы правильнее сказать, что государства были предшественниками племен и фактически придумали их как инструмент управления.