Лев Давидович Ландау (родился 9 января 1908 умер 1 апреля 1968, Москва) — советский физик-теоретик, основатель научной школы, академик АН СССР (избран в 1946 году). Лауреат Нобелевской премии по физике 1962 года. Герой Социалистического Труда (1954). Лауреат медали имени Макса Планка (ФРГ) (1960), премии Фрица Лондона (1960), Ленинской (1962) и трёх Сталинских премий (1946, 1949, 1953). Иностранный член Лондонского королевского общества (1960), Национальной академии наук США (1960), Датской королевской академии наук (1951), Королевской академии наук Нидерландов (1956), Американской академии искусств и наук (1960), Академии наук «Леопольдина» (1964), Французского физического общества и Лондонского физического общества. Ландау создал многочисленную школу физиков-теоретиков. Именем Ландау назван Институт теоретической физики РАН. Ландау инициатор создания и автор (совместно с Евгением Лифшицем) Курса теоретической физики.
В одном из номеров газеты «Дуэль» за 1997 год с комментариями её основателя и главного редактора Юрия Мухина опубликован документ, написанный 28-го марта 1944-го года.
Молодой тогда ещё учёный Андрей Фрост написал это письмо заместителю Сталина по науке В. Молотову. Он писал о убийственной структуре в советской науке. Крестным отцом этого криминального сообщества он назвал академика Фрумкина. Он, конечно, неимоверно знаменит теперь, этот Фрумкин.
Андрей Фрост пишет о нём и его тогдашней мафиозной семье так: «…уже в 1930-ом г. фрумкинская группа физико-химиков, при поддержке иностранных учёных активно культивировала в СССР бесплодную для страны, но выгодную для них самих подражательную тенденцию в науке, которая, не требуя больших затрат энергии и таланта, позволяла им:
а) быстро приобретать авторитет в науке,
б) соблазнять легкостью успеха продвижения молодых людей, отрывая их от более сложного и трудного процесса работы над актуальными проблемами нашего народного хозяйства,
в) организовывать многочисленные кадры «теоретиков».
В результате, не дав стране ничего для развития её мощи, а наоборот, ослабив её, эта публика захватила в свои руки науку, определяет официальное суждение о качестве научных работ, и отметила свою деятельность колоссальным количеством присужденных её членам премий им. т. Сталина…».
Кто же такой этот Андрей Фрост и откуда у него такая смелость?
Он был (и остался, конечно) выдающимся учёным, создателем одной из крупнейших школ физической химии в СССР. На одном из заседаний, посвящённом достижениям современной отечественной науки, другой крупнейший химик своего времени Николай Зелинский заявил, что успехи в отечественной органической химии были достигнуты благодаря работам Фаворского, Чичибабина, Несмеянова, а в области физической химии – благодаря лишь одному учёному – Андрею Фросту. Между тем, нынешний Институт физической химии носит имя, прозвучавшее в письме Фроста как раз в мафиозном контексте, академика Фрумкина. Но не о том пока речь.
Отчаянное обращение Андрея Фроста в Политбюро никак не изменило положения в отечественной науке ни тогда, ни позже. Эта мафия эта прекрасно чувствует себя вплоть до сегодняшних дней. К тому же крепнет она и только более наглеет. Теперь «эта публика» обрела решающее значение и в распределении Нобелевских премий.
Вот отрывок из другого документа, написанного уже шесть лет спустя – докладной записки Агитпропа ЦК М.А. Суслову «О подборе и расстановке кадров в Академии наук СССР» от 23 октября 1950-го года: «В некоторых отраслях науки сложились монопольные группы учёных, зажимающих развитие новых научных направлений и являющихся серьёзной помехой в деле выдвижения и роста молодых научных кадров. Так, например, среди теоретиков физиков и физико-химиков сложилась монопольная группа: Ландау, Леонтович, Фрумкин, Френкель, Гинзбург, Лифшиц, Гринберг, Франк, Компанеец, Нейман и другие. Все теоретические отделы физических и физико-химических институтов укомплектованы сторонниками этой группы…
…Например, в школу акад. Ландау входят 11 докторов наук: Лифшиц, Компанеец, Ливич, Померанчук, Смородинский, Гуревич, Мигдал и другие. Сторонники Ландау во всех случаях выступают единым фронтом против научных работников, не принадлежавших к их окружению…».
Докладная неимела никаких последствий.
Некоторые черты личности и дел этого самого Льва Ландау, причисленного в том давнем письме Андрея Фроста к членам научной мафии.
Был Ландау в институте знаменитого Петра Капицы на должности руководителя теоретического отдела. Будучи фактическим заместителем директора, он близко не подпускал к своему хозяйству русских учёных.
Вот как рассказывает об этом жена Капицы: «А как чудно говорил Пётр Леонидович, когда приходил Ландау: «Послушайте, Дау, ну возьмите же, наконец, к себе в семинар хотя бы одного русского». Тот отвечал: «Пётр Леонидович, с удовольствием, но не попадается!». Потом вдруг пришёл Ландау страшно весёлый и говорит: «Есть! У меня Халатников!». Пётр Леонидович смотрит его биографию, и говорит, как же – Халатников [смеётся]. Конечно, Исаак Маркович Халатников должен быть стопроцентным русским».
Пётр Леонидович смеялся невесело, конечно, и говорил: «За каждого русского я Вам буду платить по тысяче рублей». Даже и таким посулом не соблазнился Ландау. Так и не получилось у него выйти из рамок своего «озорства», как это дело называют его биографы.
Ландау оскорблял сам факт, что какое-то неизменяемое генетическое быдло посмело проявить себя в научном творчестве, которое до того было исключительным достоянием и национальной особенностью совсем другого народа.
Из книги жены Л. Ландау, Коры Ландау-Дробанцевой, можно узнать и другие довольно откровенные подробности об отношении Льва Ландау к открытиям, принадлежащим ненавистным ему русским учёным. Физик П.А. Черенков, например, сделал открытие, которое бесспорно тянуло на Нобелевскую премию. Ландау, конечно, немедленно понял это своим чутким и болезненно ревнивым к чужому успеху нутром. И тут же решил: «Такую благородную премию, которой должны удостаиваться выдающиеся умы планеты, дать одному дубине Черенкову, который в науке ничего серьёзного не сделал, несправедливо».
Нобеля за открытие Павла Черенкова получили трое: Сам Черенков, а также Илья Франк и Игорь Тамм. Счастье этих двух, приписанных к премии, заключалось в том, что Павел Черенков оказался тогда в их подчинении.
Довольно-таки странным представляется отношение Ландау к плагиату, к воровству чужих идей и достижений. Он абсолютно не стеснялся этих некрасивых вещей. Наоборот, это было доблестью в его понимании. Вот часть совсем недавнего интервью сотрудника Физического института им. П.Н. Лебедева РАН, доктора физико-математических наук В.И. Манько. Интервью вела Валентина Березанская, научный обозреватель журнала «Семь искусств». В частности, есть там у неё вопрос о том, как надо относиться к тому, что Ландау «кое-что присваивал» из того, чем делились с ним некоторые его даровитые коллеги и ученики.
Манько ответил вполне определённо:
- Вы знаете, это тонкое дело. Слово «присваивал» мне тут не нравится… Вы знаете, – так бывает в футболе. Тебе пасанули, а ты забил гол. Тебе подали пас, а ты прямо у ворот стоишь, и тебе осталось только ногой ударить. Кто забил гол? Но тот, кто забил гол, может иногда и забудет про то, что ему дали пас…
Березанская: - У него же есть фраза: «Не паразитируй на учениках»?
Манько: - Нет. Это фраза такая: «Некоторые считают, что учитель обкрадывает своих учеников, другие – что ученики обкрадывают учителей. Я считаю, что правы и те, и другие, и участие в этом взаимном обкрадывании прекрасно»…
Посмотрим в связи с этим, откуда взялась Нобелевская премия Ландау, которую получил он в 1962-ом году «за новаторские теории конденсированных сред, в особенности жидкого гелия» в стадии его сверхтекучести. Некоторых учёных смущает в этом деле тот факт, что «сверхтекучесть жидкого гелия» открыл всё-таки Пётр Капица. Да ещё и за три почти десятка лет до того, как за свои гениальные соображения получил Нобеля Лев Ландау. Итак, Пётр Капица сделал открытие, а Ландау сделал по этому поводу некоторые чисто умозрительные соображения. Но это был тот самый пас от Капицы в ноги ловкого Ландау, который и забил победный гол в ворота Нобелевскому комитету.
Ни по этому ли поводу сверхприспособленный к жизни Ландау и придумал вот такой потрясающий пункт в собственном кодексе чести: «Нельзя делать научную карьеру на одной порядочности. Это неминуемо приведёт к тому, что не будет ни науки, ни порядочности!».
Льва Ландау считают ещё и великим острословом, непревзойдённым юмористом. Наверное, вот эта его расхожая фраза и является образцом такого беспощадного юмора, беспощадного даже к собственной своей сути: «Величайшим достижением человеческого гения является то, что человек может понять вещи, которые он уже не в силах вообразить».
Менялись времена, менялись главные титульные символы советской и российской науки – генетика, кибернетика, квантовая механика, но неизменной оставалась суть того, что впервые так ясно обозначилось в нашей науке с начальных времён рокового противостояния учёных-практиков, пвтающихся сделать что-то нужное людям и учёных-теоретиков, строящих воздушные замки и дорого продающих миражи своего сознания неразборчивому государству.
О Ландау. Как можно понять из его восторженных и не всегда внятных записок, величайшим учёным и человеком для него был, понятное дело, Альберт Эйнштейн. Он не только грезил о его безмерной славе, но и мечтал превратить всю систему научного образования и вообще научного творчества в некую «эйнштейниану», в зеркальное отражение духовной и созидательной сути этого «непревзойдённого человека и творца».
Он, Ландау, известен, например, замысловатой одной фразой, которая загадочна, как и сам предмет, по поводу которого сказана была. Его попросили однажды объяснить, в чём же всё-таки окончательная суть гения Альберта Эйнштейна. Он ответил так: «Эйнштейн сумел познать то, что не мог даже представить себе. Может быть величайшим триумфом человеческого гения является то, что человек может понять вещи, которые он уже не в силах вообразить».
Ясно, может, именно потому у нас так много диссертантов и прочих остепенённых гениев, что они берутся познать и объяснить то, что не в состоянии представить себе? Понятно, что среди того, что невозможно представить себе, есть немало того, что просто-напросто не существует. Пока не существует, уверены многочисленные ландау, но, возможно, будет существовать этак миллиона через полтора лет. Так что все эти миллионы лет нам предстоит платить немалые деньги той бесплодной науке, которая, создав себе зону необычайного комфорта, ждёт пришествия несуществующего. Не в том ли суть неисчерпаемого количества предсказаний, сделанных Львом Ландау почти во всех областях знания. И везде он чей-то соавтор. В этом немалая суть нашей, по преимуществу теоретической выхолощенной, науки.
Оин из признанных знатоков личных и прочих качеств Льва Ландау, кандидат наук, физик Анатолий Петров написал работу «Научный авантюризм Эйнштейна и Ландау – неиссякаемый источник профанации точных наук». Она опубликована в сборнике: «Труды Конгресса-2014. Фундаментальные проблемы естествознания и техники. Санкт-Петербург, 2014».
Вот как Петров, пишет о том, чем конкретно завоевал Эйнштейн великолепного интеллектуала Ландау: «В своих воспоминаниях, касающихся отношения Ландау к обшей теории относительности Эйнштейна и теориям квантовой механики, учёные умалчивают о том, чтó именно его в них восхищало. Сам Ландау этого не скрывал: более всего его восхищало то, что эти теории никому не понятны, включая и самих авторов. С целью добиться такого же эффекта он и задумал свой «Курс по физике», основу для которого нашёл во время зарубежной командировки».
К этому надо бы добавить и то, что сама биография Альберта Эйнштейна представляет из себя великолепную иллюстрацию того, как ловкий манипулятор от науки может прожить сладкую жизнь, паразитируя на человеческом невежестве и на парализующем здравый смысл ловком фокусничестве. В тридцатых годах прошлого века некий Авраам Флекснер нашёл возможным потратить пять миллионов долларов на создание в Принстоне (США) научно-исследовательского центра. Эйнштейна поселили туда с великолепным пансионом до конца дней. Дали возможность без забот использовать предполагаемый его гений на благо науки. Долгие десятилетия в Принстоне, однако, продемонстрировали полную бесплодность его ума. Унылую пустынность сознания. В течение почти сорока лет Эйнштейн пытался убедить научный мир, что он способен вывести формулу так называемой единой теории поля.
Известный учёный, доктор физико-математических наук Владимир Бояринцев, с которым я говорил на эту тему, считает эту попытку вариантом поисков пресловутого философского камня, который всё многообразие химических элементов превращал бы в золото. Путь оказался тупиковым. Некоторые и тут подозревают, что это было новое большое надувательство – умение хорошо продать даже собственную несостоятельность. Впрочем, есть и те, которые считают, что Эйнштейн открыл-таки это уравнение перед смертью. Легенда гласит, что вместе с захоронением кремированного его тела, был захоронен пепел рукописей его последних работ, сожжённых им перед смертью. Будем ждать нового ему Нобеля, когда, наконец, станут давать его посмертно.
Так вот, пример Эйнштейна заразителен оказался для многочисленных авантюристов от науки, обнаруживших в себе гениальное призвание мутить чистую воду истинного знания, чтобы изловить в мутной водице золотую рыбку, исполняющую все их низменные желания. И в первую очередь для самого Ландау.
Анатолий Петров: «Так вот, теория относительности Эйнштейна не принесла человечеству никакой практической, и даже теоретической пользы. Почему же тогда, она продолжает главенствовать и в наши дни? На этот счёт есть интересное мнение. Некоторые независимые исследователи считают, создание ОТО (Общей теории относительности) и присвоение ей главенствующей роли, специальной, четко продуманной акцией. Она целенаправленно заводит новые поколения учёных в тупик, «съедая» у них самые продуктивные годы жизни. Пока молодые учёные продерутся сквозь дебри ложных (ну или тупиковых) и бесполезных формул проходят годы. А в это время прогресс теряет темп. И мы по-прежнему прикованы к поверхности нашей планеты…».
У Ландау, опять же, есть ещё один саморазоблачительный каламбур: «Жрец науки – это тот, кто жрёт за счёт науки»? В нашей науке, увы, этих «жрецов», ловкостью и прожорливостью выбившихся в «великие учёные», в руководители институтов, направлений, отраслей, в законодатели творческих процессов – неисчислимое количество. И не только в науке, конечно. Вся беда в том, что некому заняться у нас наведением порядка в разлагающейся с давних пор научной армии, до неимоверности прожорливой.
«Мы так извратили понятие науки, – писал на эту тему ещё Лев Толстой, – что людям нашего времени кажется странной сама мысль о том, что наука должна уничтожать смертность детей, проституцию, наркоманию, вырождение целых поколений и массовое убийство людей. Нам кажется, что наука только тогда наука, когда человек в лаборатории переливает из склянки в склянку жидкости, разлагает спектр, режет лягушек и морских свинок. Настоящая наука должна узнать, чему должно и чему не должно верить, как должно и как не должно учредить совокупную жизнь людей: как пользоваться землей, как возделывать её без угнетения других людей, как учредить половые отношения, как воспитывать детей, как относиться к иноземцам и животным».
После автомобильной катастрофы Ландау оказался прикован к постели, вынужден был вести «растительный образ жизни», подобно тепличному огурцу или помидору. Но инерция его маниакальной злобы продолжала преследовать тех, кого он ненавидел. Надо было привести Ландау в чувство, и врачи решили, что этому может поспособствовать какой-нибудь «положительный эмоциональный всплеск». Тогда его жена Кора явилась в Академию наук к одному из ее вице-президентов и потребовала «выгнать никчёмного Иваненко из МГУ, поскольку известие об этом может спасти гениального Ландау». (Иваненко когда-то сказал, что Лан переводится с французского как «осёл» то есть Ландау это осёл Дау) Иваненко выгнали.
А небывалая терапия Ландау продолжилась. Испробовали, например, экзотический способ. Доставили в больничную палату его бывшую любовницу с весьма обворожительной грудью, которая так восхищала когда-то Дау. Попросили обнажить эту грудь перед больным. В присутствии консилиума. Не подействовало. На Ландау обрушилась лавина немыслимых наград. Ему вручается Ленинская премия. Конечно, прямо в больничной палате, в обстановке театрализованного действа. Чтобы вызвать как можно больше эмоций. Через недолгое время в такой же обстановке гений Ландау попытались воскресить вручением диплома и медали Нобелевской премии в придачу с чеком на 250 тысяч шведских крон. Главным, помимо самого Ландау, в этом действе был шведский посол. И для того, чтобы превратить окончательную драму Льва Ландау в совсем уж непотребный фарс, лишённые чувства меры доброжелатели добиваются для него третьего ордена Ленина. Вроде помогло, он прожил ещё шесть тяжких и мучительных лет.
Вот такие уч0ные… Статистика, которая регулярно собирается ЮНЕСКО и публикуется на сайте ООН показывает,что в России насчитывается почти восемьсот тысяч тех самых учёных. И по этому показателю она, Россия, на четвёртом месте в мире. Что касается доли, которую мы занимали в мире до введения санкций, например, по экспорту высокотехнологичного товара, – это 0,3% от всего мирового объёма высокотехнологичного экспорта (тридцатое место в мире!).
К этому Лев Ландау приложил десницу…
По Википедии и Евгению Гуслярову с сокращенями