Эта статья передаёт в сокращении основной смысл статьи из ЖЖ, в которой автор уж очень “растекается мыслью по древу”, но всё же отражает состояние дел в РАН.
– Я уже отвык удивляться. Я уже давно знаю, что если у человека есть звание академика РАН, то он с огромной долей вероятности не способен даже к простейшей аналитической работе…
Вся наша научная среда пропитана ароматом той самой некомпетентности, которая и стала 30 лет назад одной из главных причин развала нашей великой страны.
Отлистав назад несколько страниц истории, можно увидеть, как мы докатились до этой плачевной ситуации. Началось всё, пожалуй, в 1917 году, когда большевики пришли к власти посбрасывали в шахты социальных лифтов большую часть «бывших», сменив тем самым пусть не лучших в мире, но всё же профессионалов, на вчерашних головорезов.
Хрущёв остановил уродливые социальные лифты, которые позволяли энергичным людям делать карьеру при Сталине. Начиная уже с шестидесятых условный сын полковника не мог стать генералом, так как «у генерала был свой сын». Из одной крайности маятник качнулся в другую — людей перестали расстреливать, но вместе с тем перестали и увольнять. Номенклатурные работники могли твёрдо рассчитывать, что как бы плохо они ни работали, они останутся на руководящих постах до пенсии или до смерти…
У руля всё равно остались некомпетентные люди: научившиеся уже руководить без нагана в руке, но не умеющие ещё отличать разумные решения от безумных.
Нашему поколению, например, отлично знакома бешеная печать не обеспеченных товарами рублей, которая привела сначала к брежневско-горбачёвскому дефициту, а потом и к параличу всей советской экономики. В какую отрасль ни ткни, везде в СССР наблюдалось одно и то же — непрофессионалы пытались судорожными взмахами шашки решать критично важные для страны вопросы и, разумеется, раз за разом проваливали дело.
Сейчас во многих секторах экономики социальные лифты заработали снова. Также, что очень важно, никаких расстрелов и люстраций после краха СССР не было, управленческие традиции не прерывались, и новое государство, выздоровев после лихорадки девяностых, смогло быстро восстановиться от краха прежней системы.
Наша наука однако сумела остаться в стороне от сначала токсичного, а потом всё же освежающего ветра перемен: и вузы, и научно-исследовательские институты по-прежнему «приватизированы» высшим менеджментом, который в массе своей занимается чем угодно, но только не своими прямыми обязанностями. За последний год академики РАН отметились уже и заявлениями о массовом бегстве мозгов из России в Узбекистан, и крышеванием гомеопатии, и помощью рейдерам в попытках закрыть Пулковскую обсерваторию, и чуть ли не торговлей научными званиями вразвес.
Причины этого разгула мракобесия, как ни странно, ровно те же, что и всегда. Наше общество, — не знаю, благодарить ли за это коммунистов или Романовых с Рюриковичами, — находится на том грустном уровне прошлых веков, когда прав не тот, за кем стоит научная правда, а тот, кто обладает более высокой научной степенью. Если независимый блогер типа меня может ещё позволить себе реплику о голом короле в «Живом Журнале», то журналисту и в голову не придёт обижать уважаемого человека, указывая, что тот налажал в элементарных цифрах. Дело тут вовсе не в страхе кого-то задеть, — по приказу редактора журналисты могут «мочить» кого угодно, невзирая ни на какие научные регалии, — а в наших отсталых традициях, согласно которым изречение антинаучной чуши вообще не является чем-то предосудительным…
Да, это учёный, профессор, мы его уважаем и зовём на телепередачи. Да, мы даже и не собираемся отправлять его на пенсию, лишать научных званий. Да, он говорит, что дважды два — это шесть. Нет, мы не видим тут никакого противоречия, всё в порядке.
Несколько лет назад нобелевский лауреат Андрей Гейм назвал РАН «домом престарелых», а университеты — «детскими садами», в которых нет людей, «достигших настоящего научного уровня». Боюсь, что господин Гейм был прав. В условиях, когда на должностях академиков находятся откровенно неграмотные люди, а общество безоговорочно прощает им неграмотность из уважения к прошлым заслугам, надеяться на исходящие из этой среды прорывы было бы наивно.
Тут, впрочем, нужно сделать важное замечание, без которого моя статья стала бы однобокой и несправедливой. Как на более низких уровнях РАН, так и среди даже самих академиков всё ещё достаточно умных людей, умеющих одним взглядом охватить лист с цифрами и сразу же увидеть основные закономерности. Проблема в том, что эти люди не видят ровно ничего зазорного в том, чтобы поддерживать разную ересь из политических соображений. Пишет академик такой-то откровенную чушь? А ничего страшного, он же «наш». Он ругает тех, кого надо, и хвалит тех, кого надо, следовательно, и для нас нет ничего постыдного в том, чтобы жать ему руку и считать учёным.
Вот эта бесконечная готовность поддерживать ложь уважаемых людей, — если не одобрительным гулом, то как минимум тактичным молчанием, — и делает нашу научную среду такой едкой и токсичной для любой живой мысли. Современные российские учёные относятся к истине с той же легкомысленностью, что и светские щеголи к правдивости отпускаемых дамам комплиментов. Результат вы можете наблюдать невооружённым взглядом — новых разработок мало, учёные бегут в частные корпорации или за рубеж, а на диссертационных советах регулярно одобряют такой бред, за одно только прикосновение к которому следовало бы пожизненно лишать всех причастных права занимать даже самые низкие бюджетные должности.