«Посмотрите в лицо былинам, в лицо Руси и осознайте, как мало общего в этом лице с дурашливой балаганно-лубочной, сарафанно-кафтанной, частушечно-балалаечной „русачестью“, над которой любят хихикать наши западники и на которую молятся многие горе-патриоты. Это — наш эпос, ровесник Нибелунгов, ровесник Круглого стола — эпос Русской Европы. Он жесток и прекрасен, как сокол, что грозно летел на врага по знаменам Рюрика и его варягов, принесших его на земли Восточной Европы.» (Лев Прозоров. Богатырская Русь)
Много ли мы знаем о нашем собственном русском эпосе — былинах? Большинство назовут лишь имена трех основных богатырей — Илья Муромец, Алеша Попович и Добрыня Никитич, некоторые припомнят еще и Садко новгородского (а ведь кроме них, есть еще не менее 30–40 других богатырей)… Их образы в нашем сознании сформированы скорее адаптированными пересказами, мультфильмами или картинами на тему, но читали ли вы былины в оригинале? И если да, то что это за оригиналы? Ведь на протяжении веков былины собирались в самых разных регионах страны и варианты разных рассказчиков и собирателей очень сильно различаются. Добавьте к этом у и то, что многие записанные былины неоднократно редактировались, нередко даже сами собиратели «исправляли» сказителей по части имен, названий, деталей, которые казались им неуместными или ошибочными.
В данной статье мы постарались обобщить накопленный опыт исследователей былинного эпоса, в чем особенно помогла книга Л.Прозорова «Богатырская Русь». Выводы вас удивят, потому что все не то, чем кажется, а от «привычных» нам образов богатырей, князя, общества, обычаев при ближайшем рассмотрении не остается практически ничего. Перед взором возникают образы совершенно иные, причем гораздо более древние. Парадокс, но, чем больше мы изучаем былины — тем дальше они удаляются от нас… в глубину веков.
Владимир Красно Солнышко — это совсем другой Владимир
В общественном сознании прочно укоренилось мнение, что в русских былинах об Илье Муромце, Алеше Поповиче и Добрыне Никитиче в приукрашенной форме повествуется об эпохе Владимира Крестителя (т. е. X век), который якобы и стал прототипом былинного Владимира Красна Солнышко. Такое сопоставление часто уже воспринимается как бесспорный факт, однако, многое говорит против такого отождествления:
1. Отчество былинного Владимира — Всеславьевич, а не Святославович, как следовало бы ожидать. Подробнее мы разберем этот интересный момент ниже.
2. В самих былинах нет ничего (кроме разве что имени), что однозначно указывало бы на Владимира Крестителя. Предложение датировать былины временем его правления — это всего лишь одна из возможных временных привязок, предложенная впервые автором Никоновской летописи (XVI в.). В дальнейшем она нашла отклик у Н. М. Карамзина и именно с этого момента редакторы начинают при выпуске былинных сборников править (!) отчество князя — мол, Всеславьич то — не верно, им то виднее, чем безграмотным певцам! А, вот, к примеру, другой видный историк — В. Н. Татищев, который также опирался на летописи — в том числе легендарную Иоакимовскую — полагал, что былинный Владимир являлся далеким предком новгородского Гостомысла, призвавшего Рюрика. Однако, при тотальном господствовали в тот момент времени норманнской теории происхождения российского государства (начинавшей отсчет нашей истории с Рюрика), попытки заглядывать дальше вглубь веков мало кем вообще — кроме Татищева и Ломоносова — предпринимались.
3. Быт, нравы, обычаи, зафиксированные в былинах никак не соотносятся с эпохой Владимира Крестителя. Отдельные версии былин и отдельные моменты — да, но не весь массив былин, бОльшая часть которых наполнена древнейшей архаикой, характерной скорее для родо-племенных союзов. Об это подробнее — далее.
4. Некоторые черты былинного Владимира скорее близки Владимиру Мономаху. Ряд исследователей даже предлагает считать, что образ двух этих правителей в былинах соединился в один. Однако, эпос других индоевропейских народов, пожалуй, не знает примеров подобного слияния. Логичнее предположить, что речь просто идет о совершенно другом Владимире.
5. Наконец, целый ряд советских, а также и дореволюционных историков XIX века озвученную версию оспаривали, вовсе не воспринимали всерьез и предлагали иные пространственно-временные привязки. Вот лишь некоторые примеры:
«Сказания о русских богатырях зародились не вдруг и не в эпоху Владимира Святого: они были плодом всей предыдущей жизни народа… была другая, более жизненная основа наших богатырских сказаний» (А. А. Котляревский)
«…(образ Владимира настолько архаичен, что трудно допустить, чтобы Владимир Святой был первым прототипом (былинного князя)». (С. Н. Азбелев)
«…никто не может доказать, что в Киеве не было какого-нибудь вождя по имени Владимир, который жил бы в докняжеский период.” (И. П. Цапенко)
Основа былин — войны русов… с гуннами Аттилы в V в. н. э.?
Отдельного внимания заслуживает исследование А. Н. Веселовского(1838—1906 гг.), видного историка, профессора Петербургского университета: переведя на русский значительную часть древнегерманского эпоса «Тидрек-сага» (по сей день это единственный существующий перевод!), он обнаружил совершенно удивительные совпадения с нашими былинами, которые невозможно объяснить никакими заимствованиями («Русские и вильтины в саге о Тидреке Бернском (Веронском), А. Н. Веселовский).
Так, записанная в XII–XIII веке «Тидрек-сага» (а также ряд других германских преданий — об Ортините или Гертните) повествует о войнах V века н. э.: на одной стороне там гунны под предводительством Аттилы и готы под предводительствовм Тидрека (Теодориха), а на другой — коалиция русов, вильтинов (они же велеты или лютичи, т. е. племена Полабской Руси ) и пулинов (читай «поляков»). Но самое удивительное в том, что во главе русов два родных брата — конунг Вальдемар (=Владимир) и прославленный воин Илья (Илиас), которого в разных немецких поэмах называют то Греческим, то Русским.
На этом, впрочем, совпадения не заканчиваются:
- Существует ряд былин о Ермаке (некоторые из них позднее слились с другим Ермаком — покорителем Сибири и сильно видоизменились, но речь не о них), в которых он предстает племянником Ильи или князя Владимира. Обычно былинный Ермак гибнет после столкновения с противником, превосходящим его по своему могуществу, причем дядя заранее предупреждает его о таком исходе. Аналогично и в «Тидрек-саге» — есть герой по имени Ортнит (Гертнит или Эрно… Эрнак? Ернак? Ермак?), который одновременно приходится племянником конунгу Вальдемару и Илиасу, и который точно также гибнет в бою (правда в данном варианте — с драконом).
- «Тидрек-сага» пишет и о дочери Илиаса, которая едет на Русь из Италии по Дунаю… но опять же в некоторых былинах Ильи Муромец сам некоторое время служит в «земле Тальянской» (читай «итальянской»), и в этом же контексте упоминается и некая дочь, которая едет из земли Тальянской искать своего отца Илью.
Есть я родом из земли да из Тальянскою,
У меня есть родна матушка честна вдова,
Да честна вдова она колачница <…>
И отпустила меня ехать на святую Русь
Поискать соби да родна батюшка <…>
Илья, узнав, что это его дочь, говорит ей:
«А когда я был во той земли во Тальянскою,
Три году служил я у короля тальянскаго,
Да я жил тогда да й у честной вдовы,
У честной вдовы да й у колачницы <. .>
(из онежской былины в записи Т. Г. Рябинина
, 1871 г.)
Наконец, существование данного «древнего» Владимира подтверждает и Иоакимовская летопись, на которую как раз ориентировался Татищев. Так, в ней некто князь Владимир значится сразу следом за легендарными князьями Словеном и Русом (основатели Словенска-Новгорода и Старой Руссы по именам которых скифы пришедшие на эти земли из Причерноморья стали именоваться словенами и русами — см. “Сказание о Словене и Русе”), за ним идут 12 безымянных поколений, после которых летописец указывает имена Буривоя и Гостомысла (который и призывает Рюрика). То есть согласно Иоакимовской летописи, Владимир отстоит от Гостомысла, умершего в 844 г. примерно на 12 поколений назад — что дает нам как раз примерно тот период в который жил Аттила и Теодорих.
Здесь стоит еще раз вернуться к «странному» отчеству князя. В. В. Гацак указывает, что во всех ранних версиях былин князь Владимир значится под отчеством Всеславьич. Только с 40-х годов XX века начинает преобладать «новый» вариант — Святославич. Как же объяснить такое отчество? Начнем с того, что приставка «все» в нем несущественная — так в былинах и по отношению к другим персонажам нередко используется обращение: Илья все Иванович, Илья свет Иванович… получаем Владимир все Славьевич или Владимир свет Славьевич, а как указывает Иоакимовская летопись искомый Владимир является прямым потомком Словена (Славена)!
Более того, в «Тидрек-саге» отцом конунга Вальдемара и Илиаса значится Гертнит (то же имя, что и у их племянника, но это иной персонаж), а профессор А. А. Веселовский указывает, что Гертнит есть не что иное как смысловая калька с имени Слав (Hreidnid). Кстати, и главный город русского конунга Вальдемара в «Тидрек-саге» — это Хольмгард, что является германизированным наименованием Новгорода.
В итоге мы имеем как минимум три совершенно разных источника — летопись, былинный срез и германский эпос — которые сходятся в одном по целому ряду деталей, дат, географических привязок и родственных связей!
Былины сохранились только у выходцев из Новгорода. Даже «киевские» былины НЕ фиксируются под Киевом. Былинный Киев стоит… на Дунае
Удивительно, но подавляющее большинство былин — причем не только «новгородского», но и «киевского» цикла — было собрано в местах расселения выходцев из Новгорода и на Русском Севере (Архангельск, Мезень, Печора, Беломорье), а также в окрестностях Вятки (современный Киров) и Южного Урала, которые тоже были заселены именно новгородцами. В самом Великом Новгороде при этом былин также практически не найдено, что объясняется тем, что его население полностью сменилось на пришлое во времена противостояния с московскими князьями (XV век). Единичные былины записаны в Поволжье и в среде казаков.
Совершенно поразительно, но ни в окрестностях Киева, ни в окрестностях Москвы, ни в центральной России фольклористы не нашли почти вовсе никаких былин, хоть и искали их целенаправленно на протяжении многих десятилетий. При этом эти регионы вовсе нельзя назвать бедными фольклором — его очень много, но он другой! — НЕ былинный. Отсюда опять же напрашивается вывод о том, что так называемый киевский цикл повествует либо о совершенно о других территориях, либо о совершенно иных временных отрезках — то есть связан он в первую очередь со временами воинской славы и расцвета новгородцев, а вовсе не с золотыми веками Киевской Руси. В свете приведенного выше разбора образа Владимира Красно Солнышко — прямого потомка основателя Новгорода Словена это более чем логично.
Кстати именно в окрестностях Новгорода и на Русском Севере локализуется и центр гусельной традиции — а гусляры в свою очередь и являются сказателями, хранителями песен и былин. Наследие Полабской Руси с ее сакральными центрами Арконой (читать подробнее), Ретрой, Волином, Винетой и другими — также если где и сохранилось, то только в этих северных регионах, непосредственно к ним примыкавшим.
Однако, как же объяснить то, что действие былин происходит в основном не в Новгороде, а в Киеве?
Вариант 1. Обратимся к тексту популярнейшего еще в XIX веке «Сказания о Словене и Русе». Оно открывает многие летописи («Повесть о стране Вятской», Мазуринский летописец) и подается там как исторический рассказ, а вовсе не как миф — начинается же оно с 2453 года до н. э. (!), когда скифы из Причерноморья двинулись в северные земли под предводительством князей Словена и Руса. По их именам и были названы древнейшие на Руси города Словенск (предшественник Великого Новгорода, по отношению к которому он и назван Новым) на берегу Ильмерь озера и Старая Русса, а население их с той поры стало называться словенами и русами (а еще позднее — полянами, древлянами, кривичами и др.).
В контексте связи с былинами здесь интересно следующее — при перемещении из Причерноморья в новгородские земли скифы-русы несомненно проходили и земли киевские. И вполне можно предположить, что именно здесь — на границе со степью — а не в спокойной северной столице Словенске/Новгороде, происходили основные памятные сражения скифо-русов с другими племенами, здесь — на границе «с диким полем» — располагались важные богатырские заставы, сюда словенские же удальцы ехали для совершения подвигов и в поисках славы (так же как петербургские дворяне впоследствии служили, например, на Кавказе). Впоследствии — за столько-то веков — население самой Киевщины, которая находилась в эпицентре разных войн, могло полностью смениться, поэтому близ Киева былины и не сохранились, а вот, а словены, вернувшиеся с дальней заставы домой, унесли предания о подвигах своих героев с собой — на относительно тихий север..
Вариант 2. Киев попросту может быть совершенно иным городом — если убрать привязку к Владимиру Крестителю, то привязка в современному Киеву на Днепре также становится вовсе не обязательной и не доказанной. Так, во многих текстах былин — особенно старых — есть указание на Дунай-реку, и в общем-то складывается ощущение, что Киев стоит… на Дунае! Дюк Степанович плывет в Киев по Дунаю, Илья Муромец кидает в Дунай «пенья-коренья», а наиболее яркий пример — это, собственно, былина о Дунае Ивановиче — она повествует о том, как из крови этого погибшего ПОД КИЕВОМ богатыря начинается великая река, названная по его имени Дунаем.
«…воткнул он свой острый нож рукояткою в землю и бросился на него грудью… Не стало Дуная, не стало могучего богатыря; протекла от его крови широкая Дунай-река…» («Русские богатыри. Лучшие былины.», Бином, 2021)
Примечательно и то, что на Дунае нет недостатка в городах с созвучным названием. Взять хотя бы Кеве в Венгрии, расположенный близ устья Моравы. А болгарский исследователь Н. П. Ковачев насчитал в исследуемом регионе близ Дуная не менее 70 городов и городков с названиями вроде Киев, Киевец, Киевич, Киевищ и прочими.
В то же время, свидетельств о том, что в давние времена где-то на Дунае проживали русы или руги также предостаточно — свидетельства о Дунайской Руси есть у арабских авторов (Идриси), подробно эта тема представлена также в исследованиях Э.Цельнера и А. Г. Кузьмина, которые указывают на существование королевства ругов-русов (Ругиланд) на Дунае в эпоху Великого переселения народов (т.е V век — как раз тогда когда русский конунг Вальдемар воевал с Аттилой и Теодорихом в «Тидрек-саге»). В этом контексте основой былин вполне может быть столкновение русов с готами и гуннами! Впоследствии русы отходили на север в земли Полабской Руси, оттуда уже заселяли земли Новгородчины, а древние предания — насколько хватало памяти вглубь поколений — уносили с собой в новые земли.
Великое переселение народов в IV — VII вв.
Смотреть карту в максимальном разрешении
Кстати, первое известное «официальной» истории государство славян — держава Само VII века (под управлением одноименного князя) также располагалась именно в пределах указанной местности на Дунае, а именно на территории современных Чехии и Нижней Австрии. Скорее всего она являлась «наследницей» еще более древнего Ругиланда, впоследствии же стала именоваться Великой Моравией (833 — 907 гг.)https://yastatic.net/safeframe-bundles/0.83/1-1-0/render.htmlРЕКЛАМА•MEDIASNIPER
Илья Муравленин, Муравец — Муром или Морава?
Возникает вопрос — как же быть с личностью Илья Муромца — «центрального» богатыря, который назван первым и главным в самих былинах, и о котором этих былин сложено наибольшее количество? Ведь до сих пор в Киево-Печерской лавре даже хранятся его мощи, которые датированы XI–XII веком. Илья Муромец был канонизирован церковью еще в 1643 году, а его жизненный путь пусть и не без некоторых пробелов (так, упоминания о его житие в церковных книгах отсутствуют), но известен — а начинается он, как «всем известно» в селе Карачарово близ Мурома.
Однако, важно понимать, что биография былинного Ильи Муромца оказалась тесно переплетена с биографией Ильи Печерского. И кто возьмется утверждать с полной уверенностью, что это не были два разных человека, жившие в совершенно разные эпохи? Ранее мы уже убедились, что Владимир в истории Руси как минимум был не один. И, кстати, по отношению к этому былинному Илье привязка к Мурому уже не так незыблема.
Так, в былинах до XVIII века Илья вообще НЕ именуется Муромцем! В записях старых былин значится Илья Муравленин, Муровец, Моравлин, Моровлин. Еще А. А. Веселовский обратил на это внимание и предложил трактовать его прозвание как «житель Моравии». А в контексте того, что Илья некоторое время служил «в земле Тальянской» (это строчка из наших былин, «Тидрек-сага» прямо указывает на Итальянскую землю) это звучит еще более убедительно. Жителю Моравии гораздо проще попасть на службу в итальянские земли, чем уроженцу Мурома. Опять же — Моравия (территория современной Чехии) расположена в непосредственной близости к Дунаю, что связывает эту версию со всеми вышеозвученными.
Моравия, река Дунай, Полабская Русь и Новгород на карте. Обратите внимание, что Великоморавское государство со столицей в Велеграде расположено на землях, через которые протекает Дунай. К северу от него находятся земли Полабской Руси (=вильтины “Тидрек-саги”). Согласно высказанной гипотезе былинный Киев располагался где-то на Дунае (королевство русов-ругов, вероятно, соседствующее с Моравией, из которой родом был Илья Моравленин). Совместно с поляками и вильтинами русы воевали на этих землях с готами и гуннами, но со временем их государство на Дунае исчезло, а сами они ушли на север в своим братьям из Полабской Руси, затем часть из них освоила земли близ Новгорода. Так былины, сложенные нашими предками еще на Дунае, попали на русский Север и сохранились именно здесь.
Впрочем, можно предложить и еще одну трактовку — если взять за основу написание через «у» — Муравленин, Муровец, то вполне можно оттолкнуться от слова Мурманин/Урманин, которое говорит о северном происхождении Ильи: это может быть как указание на территорию Кольского полуострова (кстати, на многих старых картах он, а также и море значатся под таким названием задолго до основания города Мурманска), так и указание на то, что он прибыл из-за моря. Так, на Руси традиционно называли норманнов и викингов словом «урмане». Вполне возможно, что и те самые «варяги-русь» — т. е. славянские выходцы с берегов Балтики (Полабская Русь) — носили то же имя.
Все былины многослойны, но датировать их логичнее по наиболее древним пластам
Чего только не встретишь в текстах былин — тут и головы неприятелей, насаженные на колья заборов, и чаши из черепов поверженных врагов, и кресты, и обереги, и огнестрельное оружие… Смешались эпохи, традиции, религии. Не утихают споры на предмет того чего в былинах больше — языческого или христианского? Впрочем, важнее, наверное, было бы понять даже не это — а то, что является их первоосновой? И каким временем былины датировать? Когда появились первые изначальные варианты этих сказаний?
Некоторые исследователи (В. В. Чердынцев и Р. С. Липец) предлагают датировать былины по наиболее древним информационным слоям. Они справедливо указывают, что в былинах может со временем меняться практически все — и имена, и названия местностей, и типы оружия и даже обряды. НО! Всегда старое меняется на новое, обратный же процесс невозможен и ничем не обоснован. То есть в условной былине XII века (если она была создана в это время) НЕ может обнаружиться обрядов родоплеменной эпохи… а они есть! Что означает — тогда и был создан первоначальный текст, а все что есть в нем от более поздних веков — это как раз модифицированные в угоду времени наслоения.
«Если какое-нибудь понятие, термин проникли в былины и притом удержались прочно, то это значит, что былины сложены не позднее того времени, когда бытовали обозначенный ими предмет или явление… Для хронологизации важны наиболее древние термины и понятия» (Р. С. Липец)
Рассмотрим же какие архаичные обряды и явления обнаруживаются в былинах? Речь идет о такой архаике, которая, пожалуй, восходит еще к родовому строю:
1. Эндогамия — исходя из сюжетов множества былин становится понятно, что общество, в котором они складывались осуждало женитьбу на «чужих» женщинах, что характерно для древности, но совершенно не для эпохи XII века. Так, большинство былин с участием жен, сосватанных из дальних стран — заканчиваются смертью богатырей. Можно увидеть здесь некое противопоставление честного вспыльчивого богатыря его коварной жене чужестранке, по вине которой (предательство, хвастовство, другое) и приходит беда. Например, Белая Лебедь намеренно трижды пытается погубить спасшего ее Михайло Потыка, а Настасья Королевишна толкает Дуная Ивановича на глупый спор, который заканчивается смертью их обоих.
2. Практически равноправное положение женщины — в каждой второй былине есть упоминание о поляницах или богатыршах, женщинах-воительницах, которые наравне с мужчинами сражаются, охотятся, стреляют. Часто герой встречает такую поляницу в чистом поле, где раскинут ее шатер и стоит богатырский конь. Обычно они вступают в поединок и силы их настолько равны, что богатырь — не видя скрытое доспехами лицо — даже не может предположить, что перед ним женщина. Одержав победу и открыв лицо красавицы, герой женится на ней. Интересно и то, что значительное число богатырей или холосты или женаты на поляницах, то есть женщины-воительницы представляются желанными женами, а встреча с ними — событие в порядке вещей. Кроме того, совершенно обычным представляется присутствие на княжеских пирах женщин — нередко на пирах присутствуют матери богатырей. Это опять же никак не вяжется с эпохой Владимирской Руси, где женщины связаны бесчисленным количеством ограничений, правил и часто даже не имели право покидать женскую половину терема.
3. Постоянное ношение оружия — из текстов былин следует, что их герои, причем не только сами богатыри, но и другие действующие лица, включая опять же женщин, постоянно находятся при оружии. Нож по сути является обязательным атрибутом костюма без которого не выходят из дома:
«Наряжалась она в платье светное,
Взяла с собой булатной нож…»
4. Чаши из голов поверженных врагов и черепа на частоколах — в летописях посвященных древнейшим вехам мировой истории нередко встречается сюжет описывающий как из головы врага после битвы делают чашу — считалось, что таким образом победитель одновременно забирает себе силу своего врага, но и оказывает ему некую честь. Также всем известен образ частокола с отрубленными головами — например, он нередко фигурирует в сказках про Бабу-ягу. Но ровно эти же два обычая можно встретить и в былинах, причем прибегают к ним положительные персонажи:
Двор у него был на семи верстах,
Около двора был булатный тын,
Верейки были позолочены,
На всякой тыцынке было по маковке,
По той ли голове богатырские…
(описание терема Чурилы Пленковича)
Ой еси ты, Владимир Стольнокиевксий!
Буде нет у тя ныне пивна котла —
Вот тебе Тугаринова буйна голова!
(обращается к князю Алеша Попович)
Не сварить вам без меня пивна котла,
Привезу вам голову, вам татарскую!
(говорит Илья Муравленин/Муромец)
5. Ритуальные омовения
В былинах нередко упоминается имя Христа, церкви, а иногда даже и молитвы, однако содержание этих молитв далеко от привычных христианских обрядов. Герой обязательно (!) совершает омовение — чаще всего или росой, или зайдя в реку, и обязательно (!) смотрит лицом на восток, туда откуда встает солнце. Все это больше напоминает древние верования, характерные по всей видимости для единой некогда индоевропейской цивилизации — так ритуальные омовения были обязательной составной культа у огнепоклонников-зороастрийцев и у индуистов. Существенная роль отводится им и у старообрядцев, в традициях которых также сохранились многие исконные обряды.
Встает рано-ранешенько
,
Утреней зарей умываетца,
Белаю ширинкаю утираетца,
На восток Алеша Бога молитца.
(молитва Алеши Поповича перед боем с Тугарином)
6. Соумирание супругов, самоубийства и рождение рек из крови
В былинном мире распространен обряд соумирания супругов — когда оставшийся в живых по своей воле уходит из мира вместе со своей умершей или погибшей половиной. Обычно таких супругов — живого и мертвого — хоронят в деревянном срубе, достаточно просторном для того, чтобы «лежа лежать, сидя сидеть и стоя стоять», затем он засыпается землей. Детальное описнаие данноего обряда есть в былине о Михайле Потыке и его жене Белой Лебеди.
Распространены и сюжеты связанные с самоубийствами — герои предпочитают смерть плену (былина о Сухмане или Сухмантие), бросаются на мечи после совершения непоправимых ошибок (былина о Дунае Ивановиче). Такие самоубийства в былинах вовсе не порицаются, напротив, из крови умерших героев Сухмана и Дуная рождаются великие реки, то есть они превращаются в окружающий ландшафт и в этом смысле сближаются с богом, из тела которого, согласно древним языческим представлениям, и возник мир.
У нас белый вольный свет
зачался от суда Божия
Солнце красное от лица Божьего,
Самого Христа, Царя Небесного;
Млад-светел
месяц от грудей его,
Звезды частые от риз Божиих,
Ночи темные от дум Господних,
Зори утренни от очей Господних,
Ветры буйные от Свята Духа,
Дробен дождик от слез Христа,
Самого Христа, Царя Небесного.
У нас ум-разум
самого Христа,
Наши помыслы от облац небесныих,
У нас мир-народ
от Адамия,
Кости крепкие от камени,
Телеса наши от сырой земли,
Кровь-руда
наша от черна моря.
(Отрывок из «Голубиной книги»)https://yastatic.net/safeframe-bundles/0.83/1-1-0/render.htmlРЕКЛАМА•MEDIASNIPER
7.Полная бездеятельность князя
Постоянное сидение князя Владимира в Киеве и полное отсутствие упоминаний о его участии хоть в каком-нибудь сражении сегодня выглядит настолько странно и как бы неподобающе — ведь мы «помним» иных князей — полководцев, предводителей — Святослав, Александр Невский, Дмитрий Донской — что дало повод, например, в современной анимации выставить его трусоватым хитрецом, который только что и способен на то чтобы загребать жар чужими руками. Однако, мог ли князь-трус стать столь почитаемой и чуть ли не сакральной фигурой в воинской среде? Красным Солнышком= аналогом солнечного бога на земле? Его расположение настолько важно, что теряя его богатыри печалятся, грустят, гневаются, а некоторые молодые и вовсе говорят, что им «свет белый стал не мил». Тема того как кого усадили на пиру, да по чести ли это было занимает существенную часть разговоров в былинах:
«Ты что идешь со честна пиру не весела,
Со честна пиру да княженецкого?
Ты повеся идешь да буйну голову,
Потупя идешь да очи ясные
И во матушку да во сыру землю?
Али место тебе было от князя не по вотчины?
Али стольники до тебя не ласковы,
Али чашники да не приятливы?
Али пивным стаканом тя обносили,
Али чары с зеленым вином да не в доход дошли?»(обращение Хотена Блудовича к матери из одноименной былины)
«…не зовут Садка уж целый день на почестен пир…
Ай как Садку теперь соскучилось,
Ай пошел Садко да ко Ильмень ко озеру,
Ай садился он на синь горюч камень,
Ай как начал играть он во гусли во яворчаты,
А играл с утра как день теперь до вечера…»(«Садко»)
Картина прояснится, если допустить, что князь Красно Солнышко именно так и воспринимался — как сакральный символ, олицетворяющий собой удачу и процветание народа. С его головы и волос не должен упасть. Он неприкосновенен (как египетский фараон) и бесконечно ценен уже по факту своего рождения (по праву крови, либо по указанию волхвов). Его единственное предназначение — просто «быть», причем не где-то, а в центре мира (=столицы=храма), олицетворяя его могущество и процветание.
Отсюда и описания бесконечных пиров под его предводительством — почти все былины начинаются именно с этого. Красно Солнышко же является устроителем этих пиров, где питие выступает воплощением удачи и магической благодати (на это указывал С. В. Козловский) — то есть как распределитель волшебной силы былинный князь несет функции жреца! А вот задач военного характера у него попросту нет. Да что говорить — он в принципе физически не может и не имеет права покинуть пределы своего дворца/терема — по сути он является узником и заложником своего положения.
Сам же терем, в центре которого неизменно восседает князь, является моделью мира, в центре которого Солнце (=князь). Причем, вероятно, этот терем был выполнен в форме квадрата с совершенно равными сторонами ориентированными по четырем сторонам света. Именно поэтому в былинах нередко есть описание того, как заходя к князю, богатырь непременно кланяется на четыре стороны, а пятый раз — самим князю с княгиней. Кстати, описание дворца Аттилы, а также идеального города согласно индийской «Артхашастре» в точности повторяют эту равностороннюю конструкцию.
…поклонился на все четыре стороны,
А князю с княгиней на особицу.
Все это, конечно, относится к глубокой архаике, а никак не ко временам Владимира, крестившего Русь. Так, эту темe детально исследует в «Золотой ветви» Фрэзер — он пишет что вокруг личности царей и верховных жрецов во многих культурах мира существовала целая система табу. Одним из главных правил было — никогда не покидать дворца. Кроме того царь не должен был показывать свое лицо солнцу, касаться земли, пищу ему передают через занавеску, а лицо не должен видеть никто из подданных.
В русских народных сказках есть относительно похожий сюжет о неприкосновенных знатных или царских детях — это могут быть и юноша и девушка — заточенных в высокой башне, в «столпе», в тереме, они растут там полностью изолированные от мира, никто не имеет права на них смотреть, еду им передают особым способом через окно. Его описывает В. В. Пропп в «Исторических корнях волшебной сказки». (Глава II. 1 Дети в темнице):
«Велел он построить высокий столб, посадил на него Иван-царевича и Елену Прекрасную и провизии им поклал туда на пять лет.” (А. Н. Афанасьев, сказки 201, 202).
«…берег их пуще глаза своего, устроил подземные палаты и посадил их туда, словно птичек в клетку, чтобы ни буйные ветры на них не повеяли, ни красно солнышко лучом не опалило…» (А. Н. Афанасьев
., сказка 140).
Очень показателен в этом смысле отрывок из былины «Дунай Иванович», описывающий сватовство богатыря Дуная к дочери литовского короля Апраксии Королевичне. Сватается богатырь не для себя самого, а для князя Владимира — так как тот по понятным причинам не может этого сделать сам, не имея возможности даже выйти из собственного терема. Ситуации Апраксии ничуть не лучше, в этом плане они абсолютная ровня:
«…сидит она в тереме у родителя за тридесятью замками, чтобы солнышко не пекло, чтобы буйные ветры не обвеяли, чтобы добрые люди не видели…»
При этом у Апраксии есть родная сестра Настасья Королевична, к которой требования совершенно иные. Не будучи предназначенной стать женой князя, она может вести настолько свободную жизнь насколько пожелает. Эта красавица — поляница (о них уже упоминалось) ездит по полям, одна ночует в шатре в чистом поле, тренируется в ратном деле и стрельбе из лука, носит мужскую одежду и оружие.
Первые собиратели: безвестный Кирша и забытый Дмитрий. Первого отредактировали, труды второго назвали сочинительством.
О биографии первого „официально“ признанного собирателя русских былин Кирши Данилова (1703—1776 гг.) неизвестно практически ничего кроме того, что он был рабочим Демидовского завода, и собирал фольклорный материал в регионе Южного Урала примерно в 1740-е годы. Есть версия, что делал он это по указанию самого Прокопия Акинфиевича Демидова, у которого с 1768 года хранился и оригинал данной рукописи.
Сегодня Кирша Данилов считается основоположником собирания былин – именно с него начинают отсчет их изучения. Впрочем, при обращении к его текстам следует понимать, что мы не можем быть до конца уверены в том, что их не правили многочисленные редакторы или даже сам Демидов — сборник был впервые издан лишь в 1804 году — уже после смерти Кирши — под редакцией А. Ф. Якубовича, при этом ряд былинных стихов из него был вовсе исключен по воле редактора. Насколько трепетно и уважительно редакторы относились к трудам Кирши Данилова и ему самому можно судить из предисловия ко 2-му дополненному изданию 1818 года (куда “присоединили доселе еще неизвестных 35 стихотворений”):
“Данилов писал более для людей необразованных — потому у него много фарсов; пел не для бессмертия, а для удовольствия своих слушателей — посему-то он пренебрегал умеренностью и правилами благопристойности….”
“Права Данилова на красоты слога самые ограниченныя. Однако в некоторых местах и у него встречаются пиитические вымыслы.”
“Теперь посмотрим, каковы у Данилова описания? Просты, обильны повторениями и большею частию наполнены анахронизмами.”
“…оригинал древних русских стихотворений писан новым почерком, без орфографии и без разделения стихов; посему в издании нашем исправлена первая и разделены последния. Вероятно, в обоих случаях вкрались и ошибки…”
“Некоторые погрешности в языке, свойственныя времени, к коему стихотворения принадлежат, остались неприкосновенными; в другом случае, при явных ошибках писца, осмелились мы сделать небольшие поправки… вместо во Чернигов-град — во Киев-град…”
“В заключение можем уверить читателей, что сверх означенных выше поправок, ничего нами не прибавлено и не опущено, как у первого издателя, делавшего произвольныя в стихах прибавления и сокращения.”
Вот так — ничего не прибавлено и не опущено, но это оказывается по сравнению с текстами первого издания, где стихи уже совершенно произвольно редактировались в сторону сокращения и увеличения! Одним словом, осталось ли в этих стихах вообще что-либо от Кирши Данилова мы уже не узнаем.
Кстати, вот — для контраста благодарности редакторов в адрес П. А. Демидова, которому оказывается принадлежат и все заслуги:
“За открытие и сохранение сих старых памятников русской словесности мы обязаны покойному г.действительному статскому советнику Прокофию Акинфиевичу Демидову.”
Интересно, что ровно в тот же временной период был и другой собиратель, в некотором смысле более именитый, труды которого по неизвестным причинам и вовсе канули в лету — это фольклорист Михаил Дмитриевич Чулков, автор целого ряда книг по истории и фольклору России („Пересмешник, или славянские сказки“, „Краткий мифологический лексикон“, „Собрание разных песен“, „Словарь русских суеверий“, 7-томник „Историческое описание российской коммерции“). По некоторым свидетельствам фундаментальными трудами Чулкова восхищался даже А. С. Пушкин.
В 1778 году (то есть гораздо раньше, чем свет увидела первая публикация текстов Кирши Данилова 1804 года) он выпустил 10-томник (!) “Русские сказки содержащие древнейшие повествования о славных богатырях, сказки народные и прочие, оставшиеся через пересказывание в памяти народной приключения”. Былины собранные М. Д. Чулковым и сейчас есть в открытом доступе, но известны единицам, исследователями былин они чаще всего игнорируются. При этом они совершенно уникальны в том смысле, что:
- часто содержат указания на географические привязки места действия былины к конкретной местности (название горы, кургана, скита…);
- сюжеты привычных историй существенно отличаются от “канонических былин”, (например, “первым” богатырем считается не Илья, а Добрыня, он же сражается с Тугарином);
- многие имена былинных богатырей и героев и вовсе больше нигде не встречаются (богатырь Булат, богатырь Сидон, богатырь Звенислав, царевич Зоран, Любомир и Гремислава).
Все это, видимо, дало повод обвинить автора в том, что он свои сказания не записал, а придумал (в предисловии к современному изданию 2017-го года именно так и написано, и предложено рассматривать сказания в записи М. Д. Чулкова не как настоящие сказки и былины, а как образец сочинительства XVIII века, составленный в духе рыцарских баллад), несмотря на все его заслуги по сбору и изучению фольклора и собственное авторское предисловие, в котором он пишет о необходимости создать полное собрание русских сказаний и былин для сохранения и передачи их потомкам:
«Романы и Сказки были во все времена у всех народов, они оставили нам первейшие начертания древних каждыя страны и обыкновений и удостоились потому предания на письме, а в новейшие времена, у просвещеннейших народов, почтили оныя собранием и изданием в печать. Помещенныя в Парижской Всеобщей Библиотеке Романов повести о Рыцарях, ни что иное как сказки Богатырские и Французская Biblioteque Bleue, содержит таковыя же Сказки каковыя у нас рассказываются в простом народе. С 1778 года в Берлине также издается Библиотека Романов, содержащая между прочими два отделения: Романов древних Немецких Рыцарей и Романов народных. Россия имеет также свои, но оныя хранятся только в памяти, я заключил подражать издателям прежде меня напечатавшим подобные предания, и издаю сии сказки Русския, с намерением сохранить сего рода наши древности, и поощрить людей имеющих время, собрать все оных множество, чтобы составить Библиотеку Русских Романов».
Мы столь подробно рассказали об этих первых собирателях и судьбах собранных ими стихов, чтобы читатели ясно понимали, что большинство широкоизвестных былин дошедших до нас вероятнее всего совершенно НЕ идентично оригинальным песням древности. По ним мы можем судить лишь о некоторых крупицах, отблесках того мира, картины которого пусть и в усеченно-отредактированном виде, но пробиваются к внимательному читателю сквозь тьму столетий.
Не народное творчество?
Еще одна «аксиома», запечатленная в общественном сознании — это представление о том, что былины являют собой образец подлинно народного творчества. Считается, что в этих песнях народ запечатлел и сохранил образы прославленных героев. Однако, такая «установка» утвердилась в былиноведении лишь после Октябрьской революции исключительно по идеологическим соображениям: народное достояние должно быть народным. А, например, в конце XIX века все основные школы «былиноведения» — непримиримые противники по основным пунктам трактовки былин — сошлись в том, что образцом народного творчества назвать их никак нельзя и каждая былина, вероятно, имеет конкретного автора, причем из довольно узкого круга-либо это был непосредственно воинский круг, дружина, либо — придворные песнопевцы-гусляры, хорошо знакомые с внутренней жизнью дружины. В доказательство этой точки зрения:
- Былины содержат множество деталей касающихся воинского обмундирования, оружия и непосредственно поединков — вряд ли все это могло быть известно в таких подробностях человеку далекому от сражений.
- Если обратиться к европейским аналогам песен о героях (например, скандинавские саги), то на из примере видно, что в отличие от тех же сказок и мифов — они всегда имеют конкретного автора.
- Если предположить, что былины являются народным творчеством, то следовало бы ожидать что аналогичные народные хвалебные песни будут сложены и про героев более поздних времен — полководцев и воинов, отличившихся в битвах, однако ничего подобного не наблюдается. Единственный подлинно народный герой, прочно вошедший в фольклор — это Степан Разин, однако его память это скорее предания, заговоры, поиски кладов, но никак не песни былинного образца с определенным стихотворным размером и стилистикой.
- Если сравнить былину и сказку, и поискать отличия между нами, то можно без труда обнаружить, что былины — в отличие от сказок, по своей форме всегда следуют определенному правилу, можно сказать канону: это и специфический стихотворный ритм, и определенные устоявшиеся обороты. Сказка — куда более «свободный» жанр — рассказать ее можно так и эдак без каких-либо ограничений. Куда ближе к былине «Слово о полку Игореве», автор которого судя по тексту относит себя к продолжателям дела Вещего Бояна, то есть именно классического певца-сказителя. Вероятно, и былины также создавались для пения именно под гусли на пирах, каждая прославляла подвиги кого-либо из присутствующих богатырей и за каждой стоял автор-сочинитель.
- Отдельные былинные песни посвящены описанию деяний отрицательных богатырей, негодяев, предателей (например, «Щелкан Дудентьевич»). Также есть былины относительно «малосодержательные» — где никто никого не побеждает, а, скажем, описывается лишь чье-то сватовство (например, «Соловей Будимирович»). На таких примерах особенно очевидно, что былины вовсе НЕ являются народными хвалебными песнями. Рискнем предположить, что былины без положительных героев также заказывались и писались именно для исполнения на княжеско-дружинных пирах, но уже с целью очернения тех, кто отступил от заветов воинского братства. Возможно это было связано с тем, что далеко не всегда можно было вызвать негодяя на честный поединок — он мог уехать в другие земли или вовсе погибнуть в битве, может быть не всегда неким «младшим» богатырям было позволено вызывать на бой «старших», особенно если дело не касалось лично их чести… При этом важно было вывести на свет некую важную истину, представить и доказать ее «перед всем миром и честными людьми».
А вот хранителем былин, конечно, был именно народ. Скорее всего спетые впервые на княжеских пирах и придуманные для них же, эти песни в дальнейшем расходились дальше, заучивались и передавались как некие «новости», диковины, занятные и при этом имеющие вполне реальную подоплеку предания о том, что сейчас происходит в стольных городах «у князя».
При всем при этом ничего обидного для народа в признании того, что былины имеют авторов — нет. Оперы Римского-Корсакова, сказка «Аленький цветочек» или здание Большого Театра не становятся менее прекрасными от того, что за их созданием стоят конкретные люди. Все это часть нашей культуры в широком смысле, наше общее наследие, причем и сами творцы — это плод нашей культуры, люди, выражающие лучшее что в ней есть, и в то же время невозможные без нее и вне ее поля, которое их создало и воспитало.