Как известно, история русов правивших славянами Восточно-европейской равнины, начинают обычно с Рюрика, пришедшего с братьями к новгородцам из-за моря в 862 году. Конечно, русы существовали и раньше и позже, и это не люди какой-то одной национальности (традиционно скандинавы), а это пираты Балтийского, Чёрного, Каспийского морей и реки Волги (Итиля), это воринги-роутси, воины гребцы. Табари упоминает о Русах в 642 году. А в Бертинской летописи упоминается, что одно русское посольство из отдалённого севера сделало в первый раз известным в Царь-Граде и Ингельгейме название своего народа в 839 году и что посольство было прислано от Хакана или Кагана Руссов. О том, что эти пираты не были чисто скандинавами свидетельствуют их обычаи. Торговцы в то время, время отсутствия на огромных территориях какого либо правового регулирования не могли не быть воинами, ну и конечно по праву сильного, грабителями. Только приходя на территории сильных государств Хазарии, Византии, Ирана они превращались в как бы законопослушных купцов.
История взаимоотношений в конце I тысячелетия нашей эры славян Восточно-европейской равнины, хазар и русов достаточно понятно описана в мешхедской рукописи Ибн Фадлана написанной им в 921 году.
Вот что пишет Ибн Фадлан о хазарах и славянах: “Все хазары и их царь – иудеи, а славяне и все, кто соседит с ними, у него в покорности, и он обращается с ними как с находящимися в рабстве, и они повинуются ему с покорностью”.
Но, Ибн Фадлан описывает совсем другую картину, показывающую положение о обычаи русов.
Ибн-Фадлан сказал: я видел русов, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились на реке Итиль. И я не видел (людей) с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, румяны, красивы. Они не носят ни курток, ни кафтанов, но носит какой-либо муж из их числа кису, которой он покрывает один свой бок, причем одна из его рук выходит из нее. С каждым из них (имеется) секира, и меч, и нож, и он (никогда) не расстается с ними. Мечи их плоские, с бороздками, франкские.
И от края ногтей кого-либо из них до его шеи татуировки деревьев и друних изображений. А что касается каждой женщины из их числа, то на груди ее прикреплено кольцо или из железа, или из серебра, или меди, или золота, в соответствии с средствами ее мужа и с количеством их. И у каждого кольца – коробочка, у которой нож, также прикрепленный на груди. На шеях у них (женщин) монисты из золота и серебра, так как если человек владеет десятью тысячами дирхемов, то он справляет своей жене одно монисто, а если владеет двадцатью тысячами, то справляет ей два мониста, и таким образом каждые десять тысяч, которые у него прибавляются, прибавляются в виде мониста у его жены, так что на шее какой-нибудь из них бывает много монист. Самое лучшее из украшений у них это зеленые бусы из той керамики, которая находится на кораблях. Они заключают контракты относительно них, покупают одну бусину за дирхем и нанизывают, как ожерелья, для своих жен.
Они грязнейшие из твари Аллаха, – не моются от испражнений, ни от мочи, и не омываются от половой нечистоты и не моют своих рук после еды, но они как блуждающие ослы. Они прибывают из своей страны и причаливают свои корабли на Итиле, а это большая река, и строят на ее берегу большие дома из дерева, и собирается в одном доме десять и двадцать, – меньше и больше, и у каждого (из них) скамья, на которой он сидит, и с ними девушки – восторг для купцов.
…
И как только приезжают их корабли к этой пристани, каждый из них выходит и (несет) с собою хлеб, мясо, лук, молоко и мёд, пока не подойдет к высокой воткнутой деревяшке, у которой лицо, похожее на лицо человека, а вокруг нее маленькие изображения, а позади этих изображений высокие деревяшки, воткнутые в землю. Итак, он подходит к большому изображению и поклоняется ему, потом говорит ему: “О, мой господин, я приехал из отдаленной страны и со мною девушек столько-то и столько-то голов и соболей столько-то и столько-то шкур”, пока не сообщит всего, что привез с собою из своих товаров – “и я пришел к тебе с этим даром”; – потом оставляет то, что с ним, перед этой деревяшкой, – “и вот, я желаю, чтобы ты пожаловал мне купца с многочисленными динарами и дирхемами, и чтобы (он) купил у меня, как я пожелаю, и не прекословил бы мне в том, что я скажу. Потом он уходит. И вот, если для него продажа его бывает затруднительна и пребывание его задерживается, то он опять приходит с подарком во второй и третий раз, а если оказывается трудным сделать то, что он хочет, то он несет к каждому изображению из этих маленьких изображений по подарку и просит их о ходатайстве и говорит: “Это жены нашего господина, и дочери его, и сыновья его”. И не перестает обращаться к одному изображению за другим, прося их и моля у них о ходатайстве и униженно кланяясь перед ними. Иногда же продажа бывает для него легка, так что он продаст. Тогда он говорит: “Господин мой уже исполнил то, что мне было нужно, и мне следует вознаградить его”. И вот, он берет известное число овец или рогатого скота и убивает их, раздает часть мяса, а оставшееся несет и бросает перед этой большой деревяшкой и маленькими, которые (находятся) вокруг нее, и вешает головы рогатого скота или овец на эти деревяшки, воткнутые в землю. Когда же наступает ночь, приходят собаки и съедают все это. И говорит тот, кто это сделал: “Уже стал доволен господин мой мною и съел мой дар”.
И если кто-нибудь из них заболеет, то они забивают для него шалаш в стороне от себя и бросают его в нем, и помещают с ним некоторое количество хлеба и воды, и не приближаются к нему и не говорят с ним, но посещают его каждые три дня, особенно если он неимущий или невольник. Если же он выздоровеет и встанет, он возвращается к ним, а если умрет, то они сжигают его. Если же он был невольником, они оставляют его в его положении, так что его съедают собаки и хищные птицы. И если они поймают вора или грабителя, то они ведут его к толстому дереву, привязывают ему на шею крепкую веревку и подвешивают его на нем навсегда, пока он не распадется на куски от ветров и дождей.
И (еще прежде) говорили, что они делают со своими главарями при их смерти дела, из которых самое меньшее сожжение, так что мне очень хотелось присутствовать при этом, пока не дошло до меня о смерти одного выдающегося мужа из их числа.
И вот они положили его в его могиле и покрыли ее крышей над ним на десять дней, пока не закончили кройки его одежд и их сшивания. А это бывает так, что для бедного человека из их числа делают маленький корабль, кладут его в него и сжигают его, а для богатого: собирают его деньги и делят их на три трети, – треть для его семьи, треть чтобы для него на нее скроить одежды, и треть, чтобы приготовить на нее мёд, который они будут пить в день, когда его девушка убьет сама себя и будет сожжена вместе со своим господином; а они, всецело предаваясь мёду, пьют его ночью и днем, иногда один из них умирает, держа чашу в своей руке.
И если умирает главарь, то говорит его семья его девушкам и его отрокам: “Кто из вас умрет вместе с ним?” Говорит кто-либо из них: “Я”. И если он сказал это, то это уже обязательно, так что ему уже нельзя обратиться вспять. И если бы он захотел этого, то этого не допустили бы. И большинство из тех, кто поступает (так), (это) девушки. И вот, когда умер этот муж, о котором я упомянул раньше, то сказали его девушкам: “Кто умрет вместе с ним?” И сказала одна из них: “Я”. Итак, поручили ее двум девушкам, чтобы они оберегали ее и были бы с нею, где бы она ни ходила, до того даже, что они иногда мыли ей ноги своими руками.
И принялись они за его дело, – кройку одежды для него, за приготовление того, что ему нужно. А девушка каждый день пила и пела, веселясь, радуясь будущему. Когда же пришел день, в который будет cожжен (он) и девушка, я прибыл к реке, на которой его корабль, он уже вытащен и для него поставлены четыре подпорки из дерева хаданга и другого, и поставлено также вокруг него нечто вроде больших помостов из дерева. Потом (корабль) был протащен, пока не был помещен на эти деревянные сооружения. И они начали уходить и приходить, и говорили речью, (которую) я не понимаю. А он был далеко в своей могиле, они не вынимали его. Потом они принесли скамью, и поместили ее на корабле и покрыли ее стегаными матрацами, и парчой византийской, и подушками из парчи византийской, и пришла женщина старуха, которую называют ангел смерти, и разостлала на скамье постилки, о которых мы упомянули. И она руководит обшиванием его и приготовлением его, и она убивает девушек. И я увидел, что она ведьма большая, мрачная. Когда же они прибыли к его могиле, они удалили в сторону землю с гроба и удалили в сторону дерево и извлекли его в изаре, в котором он умер, и вот, я увидел, что он уже почернел от холода страны. А они еще прежде поместили с ним в его могиле мёд и (некий) плод и тунбур. Итак, они вынули все это, и вот он не завонялся и не изменилось у него ничего, кроме его цвета. Итак, они надели на него шаровары и гетры, и сапоги, и куртку, и кафтан парчевый с пуговицами из золота, и надели ему на голову шапку из парчи, соболевую. И они понесли его, пока не внесли его в ту палатку, которая на корабле, и посадили его на матрац, и подперли его подушками и принесли набид, и плод, и благовонное растение и положили его вместе с ним. И принесли хлеба, и мяса, и луку, и бросили его перед ним, и принесли собаку, и разрезали ее на две части, и бросили в корабле. Потом принесли все его оружие и положили его рядом с ним. Потом взяли двух лошадей и гоняли их обеих, пока они обе не вспотели. Потом (они) разрезали их обеих мечом и бросили их мясо в корабле, потом привели двух коров (быков) и разрезали их обеих также и бросили их обеих в нем (корабле). Потом доставили петуха и курицу, и убили их, и бросили их обоих в нем (корабле).
А девушка, которая хотела быть убитой, уходя и приходя входит в одну за другой из юрт, причем с ней соединяется хозяин (данной) юрты и говорит ей: “Скажи своему господину: “право же, я сделала это из любви к тебе””.
Когда же пришло время после полудня, в пятницу, привели девушку к чему-то, что они сделали наподобие обвязки ворот, и она поставила обе свои ноги на руки мужей, и она поднялась над этой обвязкой и говорила на своем языке, после чего ее спустили, потом подняли ее во второй (раз), причем она совершила то же, что и в первый раз, потом ее опустили и подняли в третий раз, причем она совершила то же, что сделала два раза. Потом подали ей курицу, она же отрезала ее голову и забросила ее. Они взяли курицу и бросили ее в корабле. Я же спросил у переводчика о том, что она сделала, а он сказал: “Она сказала в первый раз, когда ее подняли, – вот я вижу моего отца и мою мать, – и сказала во второй (раз), – вот все мои умершие родственники сидящие, – и сказала в третий (раз), – вот я вижу моего господина сидящим в саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и вот он зовет меня, так ведите же к нему”. И они прошли с ней в направлении к кораблю. И вот она сняла два браслета, бывших на ней, и дала их оба той женщине, которая называется ангел смерти, а она та, которая убивает ее. И она (девушка) сняла два ножных кольца, бывших на ней, и дала их оба тем двум девушкам, которые обе (перед этим) служили ей, а они обе дочери женщины, известной под именем ангела смерти. Потом ее подняли на корабль, но не ввели ее в палатку, и пришли мужи, (неся) с собой щиты и деревяшки, и подали ей кубком мёд, и вот она пела над ним и выпила его. Переводчик же сказал мне, что она прощается этим со своими подругами. Потом дан был ей другой кубок, и она взяла его и затянула песню, причем старуха побуждала ее к питью его и чтобы войти в палатку (кабину), в которой (находится) ее господин. И вот я увидел, что она уже заколебалась и хотела войти в палатку, но всунула свою голову между ней и кораблем, старуха же схватила ее голову и всунула ее в палатку и вошла вместе с ней, а мужи начали ударять деревяшками по щитам, чтобы не был слышен звук ее крика, причем взволновались бы другие девушки, и перестали бы искать смерти вместе со своими господами. Потом вошли в палатку шесть мужей и совокупились все с девушкой. Потом положили ее на бок рядом с ее господином и двое схватили обе ее ноги, двое обе ее руки, и наложила старуха, называемая ангелом смерти, ей вокруг шеи веревку, расходящуюся в противоположные стороны, и дала ее двум (мужам), чтобы они оба тянули ее, и она подошла, держа кинжал с широким лезвием, и вот, начала втыкать его между ее ребрами и вынимать его, в то время, как оба мужа душили ее веревкой, пока она не умерла. Потом подошел ближайший родственник мертвеца, взял деревяшку и зажег ее у огня, потом пошел задом, затылком к кораблю, а лицом своим (…), зажженная деревяшка в одной его руке, а другая его рука на заднем проходе, будучи голым, пока не зажег сложенного дерева, бывшего под кораблем. Потом подошли люди с деревяшками и дровами, и с каждым деревяшка, конец которой он перед тем воспламенил, чтобы бросить ее в эти куски дерева.
И принимается огонь за дрова, потом за корабль, потом за палатку, и мужа, и девушку, и (за) все, что в ней, подул большой, ужасающий ветер, и усилилось пламя огня, и разгорелось неукротимое воспламенение его.
И был рядом со мной некий муж из русов, и вот, я услышал, что он разговаривает с переводчиком, бывшим со мною. Я же спросил его, о чем он говорил ему, и он сказал: “Право же он говорит: “Вы, о арабы, глупы”,… Это он сказал: “Воистину, вы берете самого любимого для вас человека и из вас самого уважаемого вами и бросаете его в прах (землю) и съедают его прах и гнус и черви, а мы сжигаем его во мгновение ока, так что он входит в рай немедленно и тотчас””. Тогда я спросил об этом, а он сказал: “По любви господина его к нему (вот) уже послал он ветер, так что он унесет его за час”.
И вот, действительно, не прошло и часа, как превратился корабль, и дрова, и девушка, и господин в золу, потом в пепел. Потом они построили на месте этого корабля, который они вытащили из реки, нечто подобное круглому холму и водрузили в середине его большую деревяшку хаданга, написали на ней имя (этого) мужа и имя царя русов и удалились.