Одной из негативных, но основополагающих черт современной российской науки являются разные формы жульничества — обход формальных процедур и институтов. Институциональная теория описывает такие феномены, как господство неформальных институтов над формальными. Подобное становится возможным, когда трансакционные издержки — усилия и ресурсы, затрачиваемые на коммуникацию, — ниже в сером правовом сегменте, чем в белом. Неформальные практики и институты носят неслучайный характер: зачастую они формируют устойчивую систему, практически не отличающуюся в своей предсказуемости от публичных институтов. Об этом с социологом, председателем Совета по этике научных публикаций Ассоциации научных редакторов и издателей Анной Кулешовой побеседовал философ, руководитель отдела культурно-просветительских проектов и программ ЦУНб им Н. А. Некрасова Александр Вилейкис.
В академической среде существует два основных направления для жульничества: поддельные диссертации и статьи в мусорных журналах с недобросовестными заимствованиями, мусорные статьи (в них нет недобросовестных заимствований, но нет и приращения научного знания, они пишутся ради отчетностей и создают колоссальный информационный шум) и журналы-хищники (публикующие всё подряд под видом научных статей).
Причина первого кроется в необходимости диплома для достижения карьерных успехов. Начиная с бакалаврских ВКР и магистерских дипломов, предложениями о подделке которых пестрят разнообразные сайты, и заканчивая диссертациями с высокой степенью некорректных заимствований и плагиата либо написанными на заказ. По оценке самих скриптеров, в России не менее 20 тыс. человек заняты в этом бизнесе.
Если первые ступени высшего образования носят настолько массовый характер, что за подлинностью и качеством студенческих дипломов едва ли кто-то следит за стенами университета, кроме того, изрядное количество профессорско-преподавательского состава не в состоянии оценить качество студенческих работ, поскольку сами недобросовестными путями пришли к получению своих должностей (более 10 тыс. ученых в России, по данным Диссернета, имеют нарушения академической честности), то рынок диссертаций намного уже, но обладает при этом большей значимостью. С советских времен сложилась традиция, что для занятия руководящего поста необходимо звание кандидата наук.
Поскольку большинство людей, строящих карьеру, не заинтересованы в исследовательской работе, то защита диссертации становится неприятной формальностью, которую стоит обойти наиболее простым способом: плагиатом или работой, написанной на заказ.
Применение первой стратегии делает данный вид жульничества заметным: достаточно использовать разные программы, нацеленные на поиск плагиата, и становится видна степень подлинности текста. Когда речь идет о более изощренных методах жульничества (например, заказ текста диссертации у специалиста, готового провести самостоятельное исследование, а не просто скомпилировать несколько готовых текстов), работа стоит намного дороже, а вероятность убедительно доказать подделку, кажется, стремится к нулю, если бы не ряд инструментов, которыми пользуются Совет по этике научных публикаций, Комиссия РАН по противодействию фальсификации научных исследований и Диссернет. Большинство предпочитает не использовать изощренные средства и обращается к дешевым и простым методам, поэтому цифровые технологии по поиску плагиата справляются с выявлением жульничества.
Вторая форма жульничества — публикации в мусорных журналах. Существует обширная база изданий, которые входят на небольшой период (обычно год или два) в базы цитирования Scopus и Web of Science и за плату (в среднем от 200 до 1000 долларов за статью) готовы опубликовать материал любого качества. Данные издания существуют, поскольку количества информации в базах цитирования необъятно, а процедуры отслеживания качества изданий несовершенны. Хороший журнал может стать хищником, факт мусорности непременно станет известным, его исключат из базы цитирования, но за период нахождения в ней недобросовестные авторы успеют отчитаться публикациями и получить гранты.
Большинство жульнических публикаций существуют из-за необходимости отчитываться публикациями за исследовательские гранты, выполнение проектов федерального финансирования науки и университетских KPI. Практически каждый из этих показателей измеряется численно, поэтому публикации в мусорных журналах являются эффективным средством для отдельных сотрудников и институций в решении проблемы повышения показателей.
Существует несколько организаций, которые стремятся сократить разные формы жульничества в российской академической среде. Среди них Совет по этике научных публикаций, Диссернет, Комиссия РАН по противодействию фальсификации научных исследований. Мы поговорили с Анной Кулешовой, председателем Совета по этике научных публикаций Ассоциации научных редакторов и издателей, членом комиссии РАН по противодействию фальсификации исследований, о работе подобных инициатив.
— Что вы в целом считаете нарушением публикационной этики или, говоря шире, жульничеством в академической среде?
— Всё просто: любое введение в заблуждение читателя, грантодателя, работодателя является нарушением научной этики. Например, читатель может быть введен в заблуждение относительно авторства текста в случае плагиата или скриптуры; экспертности (если диссертация украдена, значит, у человека нет оснований называться кандидатом или доктором наук); данных (фабрикации, подделки испытаний, незаявленный конфликт интересов). Ключевой момент заключается в следующем — об исследованиях мы узнаем через научные статьи, с опорой на данные, опубликованные в них, принимаются решения (например, о том, что лекарство эффективно и заслуживает того, чтобы быть включенным в официальные медицинские протоколы).
В качестве базового принципа я бы предложила следующее: каждый человек должен иметь возможность положиться на исследования, выполненные российскими учеными; каждый человек — в любой стране мира — должен иметь возможность доверять каждому российскому ученому.
Нарушения редко случаются сами по себе, они «зачем-то» нужны. Политикам формально степени не нужны, но их наличие обусловлено модой, представлениями о престиже. В ряде профессий проще получить руководящие посты при наличии ученой степени, некоторые должности и вовсе недостижимы без них, например если речь идет об университетских ректорах.
Подложные ученые степени и публикации — элемент коррупции. Строго говоря, если человек вместо диссертации положил пустые листы бумаги (или списанный текст), а ему за это дали ученую степень, а затем и должность ректора / заведующего отделением, — это служебный подлог. Статья 292 УК РФ.
Если человек украл статью, выдал ее за свою и получил деньги от государства по гранту или в качестве надбавки за публикации, — это мошенничество. Статья 159 УК РФ.
Если ректор поощряет публикации сотрудников в изданиях-хищниках, чтобы отчитываться ими перед министерством и получать финансирование от государства, — это снова мошенничество. Статья 159 УК РФ, часть 3. При этом роли у ректора и исследователей могут быть разными. Точное юридическое определение могут дать юристы. Однако с точки зрения common sense, если предположить, что ректор не в курсе происходящего и его вводят в заблуждение, это мошенничество со стороны исследователей и максимум халатность со стороны ректора. Если же ректор поощряет, а то и вынуждает исследователей идти на подобные шаги, то это «совершенное группой лиц по предварительному сговору» и ректор уже играет роль организатора.
Если университет закупает авторство (сотрудники университета статьи сами не пишут, их фамилии приписываются к чужим текстам) на деньги государства, это нецелевой расход бюджетных средств. Статья 285.1 УК РФ.
Подобные делопроизводства крайне редки в современной России.
Чаще можно наблюдать практику, которую Андрей Ростовцев удачно назвал «отрицательным отбором»: персоны с доказанными нарушениями получают повышения и награды, переходят из университетов на более высокие должности.
Еще один показательный момент — даже если по суду доказывается факт плагиата, например в монографии, то книги с недобросовестными заимствованиями будут отозваны из библиотек, но нерадивый сотрудник останется на своей должности и продолжит учить студентов.
Обратите внимание на важный момент: когда появляется много недобросовестных экспертов, перестают работать механизмы саморегуляции. Это происходит по простой причине — большинством становятся недобросовестные участники, и они обретают власть исключения полноценных экспертов из процедуры принятия решений. Последствия этого катастрофические: так раковая опухоль убивает здоровый организм. И тогда возникает риск, что любые решения, которые опираются на сообщества таких «экспертов», будут лишь способствовать дальнейшему вытеснению полноценных специалистов. Это особенно остро видно, когда такие псевдоэксперты попадают в грантовые комиссии. Как в них отбираются специалисты? Как правило, решения принимаются с опорой на формальные показатели — наличие ученой степени, публикаций по теме. Содержательная и репутационная оценки реже имеют место. Это означает, что фактически кто угодно может получить власть принятия решений и распределения материальных ресурсов, ведь симулировать формальные показатели более-менее просто.
— Насколько современный механизм работы грантовых комиссий эффективен в целом? Когда в современной ситуации видно, что одна РАН получает заявок примерно столько же, сколько все университеты вместе взятые, а естественные науки в последних конкурсах РНФ получали примерно в 8–10 раз больше одобренных заявок, чем социогуманитарные.
— Ключевая проблема — в России нет институтов и организаций, страдающих от нарушений научной этики.
Университетам важна отчетность. Правдолюбивым преподавателям, пытающимся бороться за право работать полноценно и качественно, указывают на их место, принуждая к тем или иным нарушениям. Разговор короткий — не будет статей, не будет финансирования университета. Популярная формулировка: окурки пойдете собирать, если голос еще подавать будете. Отечественные ректоры с профессорами общаются в таких выражениях.
Грантодатели делят не свои деньги, государственные, им тоже, в сущности, плевать на этику, лишь бы у своих людей сходились номинальные цифры.
Наукометрическим базам этика безынтересна. Это бизнес. Какие-то моменты исправляют, но они точно не страдают и не переживают из-за изданий-хищников, попавших к ним. В конце концов, на коротких дистанциях это неплохой заработок.
Надо понимать, что международные наукометрические базы не подчиняются министерству, но при этом обе стороны удивительным образом солидарны в некоторой толерантности к изданиям-хищникам. На первый взгляд это кажется удивительным, однако, если предположить, что заявляемые стремления не обязательно совпадают с реальными, — всё становится на свои места. К сожалению, общемировой тренд по формализации и переводу в числовые показатели всего, до чего могут дотянуться менеджеры, не в последнюю очередь обусловлен недостатком компетенций этих самых менеджеров и их неспособностью оценивать работу ученых с содержательной точки зрения. И наукометрия стала спасательным кругом, позволяющим им выполнять свою «работу», не беря на себя никакой ответственности и не утруждая себя погружением в порученную им сферу. А издания-хищники как раз способствуют «взлету» показателей, которые формально определяют результаты деятельности не только университетов, но и самого министерства. Так зачем вести реальную борьбу с теми, кто помогает?
Ученые держатся за места, надеясь не вылететь с работы. Какая может быть этика у пролетариев умственного труда и незащищенных групп населения?
Издатели думают о развитии и связях, дружбе с нужными людьми. С этикой здесь как с пчелами, которые против меда. Есть редкие редакторы, принципиально делающие свой журнал качественным; но их единицы. И насколько принципов и моральной стойкости хватит в условиях давления и обстоятельств, сказать трудно. Еще труднее предсказать, как долго они останутся на своих позициях и не будут заменены сговорчивыми и эффективными.
Понятно, что всё это произошло не на ровном месте, часть проблем тянется с советского периода. Но есть относительно недавние решения, имевшие серьезные последствия. Следите за руками. Несколько лет назад возникла идея продемонстрировать миру, что в России есть наука. Появились «майские указы» президента, с них началась публикационная гонка: наша страна должна была быть представлена научными статьями во всех доступных журналах, в международных базах научной информации. Случился первый уровень симуляции, так как в них не была поставлена задача должным образом поднять науку, ставка была сделана на количественные показатели. Указы оказались превращены в симуляцию, на местах их трактовали так — задача сделать вид, что у нас есть наука, продемонстрировав большой объем научных статей. Ученые, простые сотрудники университетов, начали симулировать публикационную активность. Массово стали появляться статьи в журналах-хищниках, собственные, отечественного производства, журналы-хищники, мусорные статьи.
Грантовые комиссии, повторюсь, тратят не свои деньги, а государственные, что позволяет не заботиться об эффективности. Например, принимая отчеты по публикациям, грантодатели не проверяют их на плагиат, полагая, что это сделают журналы, но у журналов в большинстве случаев нет ни денег, ни ресурсов. Могут ли эксперты грантовых комиссий отличить приличный журнал от непристойного? К сожалению, далеко не всегда. Попадают ли в грантовые комиссии недобросовестные эксперты? Увы, да.
— Можете рассказать, почему, по-вашему, вообще возникает мотивация к использованию нечестных методов в науке?
— Нередко мы имеем дело с провокацией на преступления. Большинство преподавателей университетов не стали бы воровать тексты или вписывать свое авторство в работы студентов и аспирантов, если бы система не требовала от них публикаций, которые они написать не в состоянии.
Думаю, если мы не пересмотрим основания работы, в скором времени нас постигнет сценарий Болгарии. Чтобы получить финансирование, университетам там необходимо иметь определенное количество профессоров и аспирантов, так как их неоткуда взять, они весь административный корпус, включая охрану и уборщиц, зачисляют в аспирантуру и обеспечивают им фейковые ученые степени.
Многие университеты не закупали бы статьи в изданиях-хищниках, если бы ими не надо было отчитываться перед министерством. Если произошло вырождение и мы наблюдаем интеллектуальную пустыню вместо вуза, откуда там могут появиться полноценные научные исследования и тексты? Как можно с них требовать увеличения публикационных показателей? Что они могут увеличить? Хорошие научные тексты появляются не после дождя и не потому, что их приказали написать. Более того, имеет место и консервация неуспеха — если тот или иной журнал не попал в «белые» списки, в нем нельзя публиковаться сильным авторам, как он может стать лучше? Сильный журнал — это сильные авторы. Круг замкнулся.
Опять же, чтобы защитить текст от фабрикаций и фальсификаций, важно, чтобы редакторы журналов работали с материалами по международным стандартам, а не пытались «угодить уважаемым людям», игнорируя процедуру рецензирования, не имея должных навыков. О том, насколько печально обстоят дела в редакциях, мы узнали в ходе слушаний в Комиссии РАН по противодействию фальсификации научных исследований. По их итогам могу сказать, что очень высока вероятность, что к текстам относились бы иначе, если бы редакторская работа считалась чем-то полноценным, а не дополнительной нагрузкой к вузовским обязанностям, если бы от них не только требовали, но и просвещали хоть иногда. Если бы были нормальные зарплаты, чтобы на должность научного редактора приходили молодые специалисты. А пока мы из раза в раз получаем обращения в Совет по этике научных публикаций, из которых следует, например, что научная редактура в журналах понимается как проверка системой «Антиплагиат». Более того, в журналах сидят такие «эксперты», которые не в состоянии этой системой адекватно пользоваться, поэтому они заставляют переписывать своими словами тексты законов и т. п., лишь бы получить высокий процент оригинальности любой ценой.
— Изменяются ли способы жульничества за последние годы? Есть ли связь между развитием обмана в академии и федеральными программами финансирования науки, например «Опорные университеты» или «5–100»?
— Сегодня мы видим журналы-клоны, раньше их почти не было, имели дело только с изданиями-хищниками, а не с теми, кто выдает себя за приличные журналы. Появился невероятный по масштабу поток мусорных публикаций — статей, не несущих приращения научного знания, создающихся для отчетностей. Появились тексты, написанные машинами (то есть в некотором смысле мы теряем «ламповое» прошлое, когда человек крал у человека, теперь машина неплохо генерирует псевдонаучную ерунду, а люди ее потом читают и цитируют).
Но самое главное — мы потеряли институт репутации. «Отрицательный отбор», о котором я говорила ранее, деморализует и студентов, и преподавателей университетов, и ученых. Ведь не на пустом месте за рубежом возникла практика отстранения от должностей чиновников и профессоров с доказанными случаями плагиата. Каково это — знать, когда тобой руководит некомпетентный человек? Каково выполнять его распоряжения, выслушивать претензии?