Книга, озаглавленная «Последний гений ХХ века», подробно описывает симптомы гениальности, рисует увлекательные картины советской науки как змеиного социума, а также неопровержимо доказывает, что каждому гению необходимы учителя, друзья и семья.
Эта биография писалась в течение двадцати лет, вышла толстенной, и даже при этом видно, что автор вместила в нее отнюдь не все, что могла бы сказать о любимом учителе. В итоге книга представляет собой сплетение нескольких историй и даже жанров, превращаясь в “американские горки”, увлекающие внимательного читателя и вызывающие самые разные сильные чувства.
Сначала о жанре: первая половина книги — это как бы стандартный биографический нонфикшн, в которой автор (сам не присутствовавший при описанных событиях) исследует жизнь своего героя с помощью привычного научного метода, архивных документов, разговоров со свидетелями. Обычно подобные книги пишутся отстраненно, по прошествии многих лет, и мы привыкли, читая их, испытывать некоторое ощущение прохладцы. Однако для Ершовой все эти люди, которые либо помогали Кнорозову, либо мешали ему — совершенно не посторонние (даже Путина она судит исходя из параметра “как он относился к Кнорозову”). Сильный характер рассказчицы и ее личная предвзятость по отношению к некоторым фигурантам придает этому сухому и в основе своей научному тексту удивительный задор, непривычный для такого жанра. Она не шпильки там врагам учителя подпускает, а прямо-таки осиновые колья.
Вторая половина книги, однако резко меняет жанр, но не становится от этого менее ценной. В ней идет речь о событиях, произошедших после знакомства юной аспирантки Ершовой с немолодым уже Кнорозовым. Здесь свидетелем предстает уже она сама, причем свидетелем чрезвычайной важности благодаря близости к герою. Например, именно Ершова и ее испаноязычный муж сопровождали Кнорозова во всех его поездках в Латинскую Америку. Собственно, возьмись кто другой писать биографию ученого, без привлечения Ершовой описать этот второй период было бы невозможно. Эрудиция, наблюдательность, сочный язык и безусловная любовь к своему герою делают эти мемуарные страницы бесценным источником информации.
Если же попытаться разобраться, из каких сюжетов сплетён конкретно рассказ о жизни Кнорозова, то их получится гораздо больше двух. Для начала выясняется, что, несмотря на то, что этот человек был нашим современником (1922-1999) и был знаком очень многим, в его биографии не обойтись без белых пятен. Казалось бы, вот, двадцатый век на дворе, документов сохранились вагоны — но Ершова подробно показывает нам, с какими проблемами сталкиваются историки, желающие изучать этот самый двадцатый век. Многие документы оказываются уничтоженными, многие факты скрываемыми или превращенными в легенду, не имеющую никакого отношения к истине. Читатель увидит, что Кнорозов, в юности оказавшийся в оккупации, впоследствии имел из-за этого много проблем и предпочитал не рассказывать всей правды, а иногда откровенно мистифицировал. Исследуя первую половину жизни учителя, о которой он молчал, Ершова превращается в следователя-архивиста, откапывает многое неизвестное, и видно, что сама порой сильно удивляется найденному.
Другой сюжет, с которым знакомится читатель в главах о родителях и детстве героя, это поиски ответа на вопрос: “из чего только сделаны гении?”. Видно, что Ершову, важная часть взрослой жизни которой прошла в своего рода созависимости от гения (ведь бесспорно, Кнорозов им был), этот вопрос чрезвычайно интересует, и поэтому она подробно и весьма занимательно разбирает и генетику, и воспитание. Приходит она к логичному выводу, что одинаково важно и то и другое (не забывая, быть может, подсознательно, ввести “доказательство от противного” в эпизодах, рассказывающих о том, каковой Кнорозов вырастил собственную дочь).
Третью сквозную линии книги назову “академический роман” (еще подобный жанр в переводной беллетристике называют “кампусным романом”). Он — об университетах и ученых. Ведь Кнорозов дешифровал письменность майя к 1952 году, а к этому моменту прошла едва ли четверть книги. Да и о самом методе дешифровки Ершова не особо много пишет (для этого есть спецлитература). О чем же многочисленные страницы после 1952? А о том, как Кнорозов жил, существовал — глобально в Советском Союзе, а точнее — в советской академической системе. Повседневная жизнь талантливого советского ученого предстает на страницах Ершовой драмой, полной сплетен, интриг, подстав, предательств, плагиата — с одной стороны; и веры в него со стороны преподавателей и прозорливого начальства (С. П. Толстов, С.А. Токарев и др.), “хороших” интриг, организованных ими — мудрыми аппаратчиками, чтобы защитить его, выбить ему рабочее место, получить кандидатскую и докторскую степени, осуществить публикации. О том, “как было плохо в НИИ при Сталине” строчат много, Ершова же показывает, как много работы, в том числе административной, было сделано другими людьми, чтобы Кнорозов мог полноценно и безопасно работать, и глобально о том, как отечественная историческая наука жила в эти годы и, слава богу, вполне успешно развивалась. (Мне, как представителю третьего поколения учившихся в МГУ, важно, что такое пишется.) Подробно сообщает Ершова и об отношениях, установившихся между Кнорозовым и его учениками; то, что у него они сохранялись до самой смерти — очень важно и трогательно.
Еще одна линия — это рассказ о том, чем занимался Кнорозов в науке после публикации своего знаменитого открытия, то есть почти пятьдесят лет. Оказывается, помимо продолжения исследований текстов майя, он со своей “группой этнической семиотики” изучал письменность Хараппы и Мохенджедаро, острова Пасхи, айнов и проч. Это уже по части интересующихся историей науки.
Ершова подробно описывает особенности личности Кнорозова, его способ мышления, особенности манер, ядовитую речь, привычку к прозвищам. Повторюсь, это особенно важно, потому что он — безусловно гений, а у нас не так уж много подробных описаний бытовых привычек гениев в повседневной жизни. Она не умалчивает о его многолетнем алкоголизме и проблемах, возникавших с этим, пишет и о его беде с гигиеной и одеждой, особенно старческих. Говорят, гениальность связана с шизофренией и проч., и все гении балансируют на грани безумия: ее описание того, как Кнорозов 76 лет своей жизни сохранял разум и работоспособность, не позволяя демонам, безусловно терзавшим его душу, поглотить ее целиком — очень убедительное благодаря тому, что Ершова из очевидного уважения к цельности личности учителя не заметает под ковер неприятное. И на фоне этих неприятных деталей тем явственней виден подвиг разума Кнорозова.
Книга Ершовой — очень сильная с эмоциональной точки зрения, потому что она писалась ею с сердцем, но при этом автор оставалась профессионалом-историком, сообщающим реальные факты, а не романтическую чепуху. Она получилась истинной трагедией, эпизоды в которой — борьба с собой, и неприятности с семьей, и одинокая старость. Но в ней и катарсис, который так прекрасен, словно его сочинили киносценаристы: прилет старика, невыездного всю жизнь, в страну майя, где гватемальские и мексиканские ученые смотрят на него, как на полубожество, а он впервые постоянно улыбается, и ходит босиком по океанскому песку, правда, на пирамиды взбираться уже не может, потому что колени. И затем последняя глава, чтобы снова в слезы: одинокая смерть в бездушной питерской больнице девяностых годов и позорный скандал с родней на кладбище…
***
Возможно, о Кнорозове будут написаны и другие биографические книги, более объемные и точные с фактической точки зрения, с новыми документальными свидетельствами. Однако столь сложного и многопланового текста о нем точно уже никому не создать, и поэтому огромная благодарность Галине Ершовой за то, что она доделала и издала эту гигантскую рукопись, которая одновременно и расследование, и мемуары.
Взято отсюда: https://shakko.ru/